Докладчики по следующему пункту повестки пленума – Молотов, Каганович, Ежов – проиллюстрировали на примерах деятельность шпионов и врагов. Москва вновь предстала местом встреч вредителей, врагов партии (правых и троцкистов), сюда приезжали они из разных областей и республик Союза. Все это проскальзывало в докладах Молотова и Кагановича. А Ежов в своем докладе даже заявил: «В одной только Московской области следствием было выявлено 65 человек агентов-предателей, которые систематически дезинформировали наши органы, отвлекали их внимание, направляя его совершенно в другую сторону».
Ежов, кстати, напомнил присутствующим о самоубийстве заведующего отделом культурно-просветительской работы МГК и МОК ВКП(б) В.Я. Фурера и его письме: «Человек оставил письмо, в котором писал, что обстановка такая сложилась, что даже при одной мысли о ней – “я никогда троцкистом не был, никогда правым не был, никогда зиновьевцем не был, но при одной мысли, что меня может кто-нибудь оговорить […] я кончаю самоубийством”». О Фурере он вспомнил не случайно. На его примере Ежов доказывал как, используя дружеские отношения с начальником секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР Г.А. Молчановым, тот получал подробную информацию о компрометирующих материалах на Лившица. В качестве доказательства этих утверждений Ежов зачитывал соответствующие места из показаний самого Лившица.
Доклад Молотова больше других содержал примеры вредительства по Москве и Московской области. Все они намекали на недостатки партийных руководителей Московского комитета. Один пример Молотов взял из статьи газеты «Рабочая Москва». Суть его сводилась к следующему. Во время реконструкции автозавода им. Сталина каждая из газет – заводская и строительства, – освещая недостатки, перекладывала ответственность за них на руководство своих оппонентов. Призывая к особому вниманию по подбору кадров, Молотов вновь упомянул Московскую область. Здесь примером послужил некий оборонный завод (скорее всего, Тульский патронный завод), где за период 1933–1937 гг. было вскрыто 5 вредительских организаций.
Доклады нашли отклик зала. В ходе прений нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов напомнил присутствующим о борьбе с Троцким в 1923–1924 гг. и большом количестве его сторонников в Московском военном округе. Когда нарком легкой промышленности И.Е. Любимов признал факты вредительства в своей отрасли, то в качестве одного из примеров привел подмосковный Егорьевск. Количество брака здесь достигало 45 %; в свете новой обстановки это теперь, несомненно, являлось «не только следствием плохой работы, небрежной работы, бюрократического отношения: эти факты надо рассматривать как вредительские акты». Любопытно, что Хрущев был одним из тех, кто своими замечаниями провоцировал Любимова публично признать наличие вредителей в своем наркомате. Когда Р.И. Эйхе подал реплику: «Вы доказывали, что в легкой промышленности нет вредительства, что оно в тяжелой промышленности, в НКПС», Любимов попытался оправдаться: «У нас оно в первое время не выявилось в столь резкой форме и на столь важных предприятиях, как там…» Но Никита Сергеевич поспешил напомнить наркому: «Мне же доказывал».
После выступления Ежова о вредительстве в НКВД, на пленуме открыто стала проводиться мысль, что в Москве действовал некий оппозиционный официальной власти центр, руководящий террористическими организациями на местах. Шеф ГУГБ Я.С. Агранов красочно рассказал, как пытался, опираясь на сведения начальника управления НКВД по Московской области С.Ф. Реденса, доказать своему руководству, «что в Москве существует несколько десятков активных, законспирированных троцкистских групп».
Доклад Сталина стал кульминационной точкой пленума. Подытоживая предыдущих докладчиков и выступавших, Сталин начал говорить о деятельности врагов в государстве как о само собой разумеющемся. Вредители, шпионы, диверсанты и троцкисты проникли практически во все хозяйственные, административные и партийные организации СССР на все уровни. Причем продвигали их на ответственные посты руководители в центре и на местах.
Сигналы об этом были, но воспринимались «более чем туго». По мнению Сталина, партийцы увлеклись хозяйственными кампаниями, забыв о враждебном капиталистическом окружении. Кроме того, они не вели решительной борьбы против политических оппозиционеров и вредителей, даже не заметили изменений в их деятельности. А те, по Сталину, были «большей частью люди партийные, с партийным билетом в кармане, стало быть, люди формально не чужие», имели доступ во все учреждения и организации.
Чтобы все это исправить, Сталин озвучил два основных направления работы, которыми должны были теперь руководствоваться парторганизации. Во-первых, партии нужно было изменить отношение ко всякого рода внутренним врагам. Для борьбы с ними Сталин предложил использовать «не методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчевывания и разгрома». При этом значительное внимание вождь уделил рассмотрению умеренных точек зрения («гнилые теории»), которые господствовали в партии и от которых теперь требовалось отказаться.
Во-вторых, по мнению Сталина, следовало усилить политпросвещение партийных, советских и хозяйственных кадров, т. к. хозяйственные успехи «целиком и полностью зависят от успехов партийно-организационной и партийно-политической работы». Сделать это предлагалось через систему разного уровня политических курсов, которые позволили бы не только повысить политическую подготовку кадров, но и влить свежие силы.
Доклад вызвал бурные прения. Многие руководители, выходя на трибуну, рассказывали об итогах проверки и обмена, о количестве исключенных и разоблаченных врагов, об ошибках, допущенных в ходе этих кампаний. На общем фоне особенно выделялись руководители УССР. Чуть более месяца назад, 13 января 1937 г. в отношении них Политбюро ЦК ВКП(б) вынесло специальное решение «О неудовлетворительном партийном руководстве Киевского обкома КП(б)У и недочетах в работе ЦК КП(б)У». На пленуме, помимо бывшего первого секретаря Киевского обкома П.П. Постышева, от лица украинского руководства выступили действующий первый секретарь Киевского обкома С.А. Кудрявцев, а также секретари Днепропетровского и Одесского обкомов, секретарь ЦК КП(б)У Н.Н. Попов, председатель СНК УССР П.П. Любченко. Причем Кудрявцев и Попов дважды рассказали собравшимся историю про исключение из партии П.Т. Николаенко, о ее борьбе за восстановление в партии и жалобах на украинское руководство в ЦК ВКП(б). Как выяснилось позднее, ораторы не случайно остановились на этом эпизоде и касался он не только Украины.
По сравнению с предыдущими докладчиками – Ждановым, Молотовым, Ежовым – Сталин никаких конкретных фактов, компрометирующих московскую парторганизацию, не озвучил. Роль разоблачителя беспорядков в столичной парторганизации взял на себя другой человек – первый заместитель КПК при ЦК ВКП(б) Яков Аркадьевич Яковлев. Его Хрущев помнил еще с 1925 г. Накануне XIV съезда ВКП(б) тот неофициально информировал украинскую делегацию о внутрипартийной борьбе сторонников и противников Сталина, готовил ее к дебатам с оппозиционно настроенными делегатами из Ленинграда с Зиновьевым во главе
[420]. То были первые навыки политического этикета, полученные Никитой Сергеевичем непосредственно в Москве.
