Низкий, грохочущий смех.
– О, мне даже самому смешно. Хм-м… раз уж заговорили о еде, может быть, сварить тебя в кипятке? Ты знала, что Генрих Восьмой, став королём Англии, сделал сварение в кипятке официальным способом казни? Очень забавно слышать, как говорят, что в кипятке варят «заживо», потому что я тебе гарантирую, что слишком долго ты не проживёшь. Но я легко могу залить свои внутренности водой, а потом с помощью своих запасов энергии разогреть её. Сначала это покажется приятной тёплой ванной, но потом будет становиться всё горячее, горячее и горячее. Интересно, ты покраснеешь, как омар?
Милли сидела в столовой со страдальческим видом, понимая, что теперь обречена есть одна. Она открыла антологию ужасных рассказов, которую взяла в школьной библиотеке. Книги, по крайней мере, всегда составят ей компанию.
Но потом к ней как ни в чём не бывало подсел Дилан.
– Эй, – сказал он.
– Как ты можешь просто взять и сесть со мной вот так? – спросила Милли.
Он спокойно вскрыл пакетики с кетчупом и, как и всегда, красной лужицей выдавил их содержимое на тарелку.
– Вот так – это как? – растерянно спросил Дилан. – Я же каждый день тут сижу.
– Я думала, ты захочешь сесть с Брук, – сказала Милли.
– У Брук обед в другое время. – Он рассеянно обмакнул наггетс в лужицу кетчупа и сунул его в рот.
Внутри Милли вскипал гнев, поднимаясь от самых кончиков пальцев ног.
– А я кто тогда? Запасной аэродром? Её дублёрша?
Дилан потёр лицо, словно очень устал.
– Прости, Милли, я очень хочу понять, что ты имеешь в виду, но никак не получается.
Милли не понимала, как можно быть таким тупым.
– Дилан, я видела тебя. С ней. Вчера вечером на ярмарке.
– Да? И что?
Она ещё никогда так не бесилась.
– Вы держались за руки. Вы были вместе.
– Да? И что? – повторил он, но потом его наконец осенило. – Постой, Милли, ты думала, что я с тобой… встречаюсь?
Милли сглотнула и усилием воли заставила себя не плакать.
– Ты заметил меня. Принёс мне книжку. Водил пить чай. Конечно, я думала, что мы можем. В будущем. Ну, встречаться.
– Ух ты, – протянул Дилан. – Прости, что сбил тебя с толку. Ну, ты замечательная и очень милая, и всё такое, но я никогда не хотел, чтобы ты подумала, что мы не просто друзья. У тебя что, никогда не было друзей-парней, которые не были… ну… твоими парнями?
Ханна была единственной подругой Милли, да и та её бросила. Но об этом Милли Дилану говорить не собиралась.
– Конечно, были. Но, Дилан, ты же сказал мне, что я единственная, кого ты считаешь клёвой в этой школе.
– Да, я так сказал. Но это был мой первый день в школе. С тех пор я познакомился и с другими клёвыми людьми.
– Вроде Брук? – Голос Милли сочился сарказмом.
– Что, тебе не нравится Брук? – удивился Дилан.
– Она ничем не замечательна кроме того, что блондинка, – сказала Милли. Не надо стесняться в выражениях. Правда есть правда.
– Ты хоть раз с ней разговаривала? – спросил Дилан. – Знаешь, какая она?
Милли вообще хоть раз слышала, как Брук говорит? На уроках истории США она сидела тихо – как предполагала Милли, потому, что мозгов не хватало, чтобы сказать что-нибудь интересное или важное.
– Никогда с ней не говорила, – ответила Милли. – Я не разговариваю со всеми подряд.
Дилан покачал головой.
– Брук – не все подряд. Она умная, начитанная и добрая. Хочет стать ветеринаром. Какая разница, какого цвета её волосы? – Дилан посмотрел на неё так пристально, словно хотел прожечь взглядом. – Милли, ты меня разочаровала. Ты, со своей чёрной одеждой, чёрной подводкой для глаз и чёрным лаком для ногтей. Я-то думал, что хотя бы ты понимаешь, что нельзя судить о человеке по внешности. Тебе не нравится, когда так поступают с тобой, но при этом сама виновна в том же самом. Насколько я помню, это называется «лицемерие». – Он поднялся. – Думаю, на этом разговор закончен.
Приближались зимние каникулы; Милли мрачнела с каждым днём. Холода, серое небо и опавшие листья идеально соответствовали её эмоциональному состоянию. Весёлые праздничные гирлянды и пластиковые Санта-Клаусы на домах раздражали её, а рождественские песни в магазинах и других общественных местах просто бесили. Ей казалось, что если она хоть ещё раз услышит «Чудесную зимнюю страну», то уже не сможет отвечать за себя.
Праздничное веселье, мир во всём мире и добрая воля – это просто ложь, которую люди говорят друг другу. Зима – это время смерти.
За ужином – овощное рагу для Милли, овощное рагу с соусом для дедушки – дедушка спросил:
– Ну что, ты рада, что завтра последний день учёбы перед каникулами?
– Не особо, – ответила Милли. – Слушай, я уже несколько дней хочу тебе сказать – я не буду в этом году праздновать Рождество.
Дедушка помрачнел.
– Не будешь праздновать Рождество? Но почему?
Милли ткнула вилкой в кусок брокколи.
– Я отказываюсь притворяться счастливой в какой-то определённый день просто потому, что общество говорит, что так надо.
– Это праздник не для общества, а для семьи, – сказал дедушка. – Мы собираемся и наслаждаемся компанией друг друга. В сочельник приедут твои дядя, тётя и двоюродные братья, а мама с папой позвонят по «Скайпу», чтобы тоже принять участие. Мы устроим большой ужин, обменяемся подарками, а потом попьём горячий шоколад с печеньем и поиграем в настольные игры.
От одной мысли об этих фальшивых празднествах у Милли к горлу подкатила тошнота.
– Я буду здесь, потому что идти мне больше некуда, но вот в празднике участвовать отказываюсь.
– Вот так, значит? – проговорил дедушка и отодвинул от себя тарелку. – Слушай, Милли, ты никогда не была особенно весёлым ребёнком. Видят небеса, ты была самым капризным младенцем в мире, а когда чуть подросла, о твоих истериках ходили легенды. Но я вижу, что здесь, со мной, ты особенно несчастна, и мне очень жаль. Я старик и не разбираюсь в том, что нравится молодёжи, но попытался сделать для тебя всё возможное. Может быть, тебе всё-таки лучше было поехать за границу с мамой и папой. Тебе наверняка тяжело из-за того, что они так далеко.
– Я не скучаю по родителям! – закричала Милли.
Но, едва произнеся эти слова, она задумалась, так ли это на самом деле. Да, они частенько доводили её до белого каления, когда они были вместе, но чувство, что они так далеко, было очень странным, и общение по «Скайпу» по вечерам в воскресенье, конечно, никак не могло компенсировать их отсутствие в обычной жизни. Помимо всего прочего, во время звонков по «Скайпу» она обычно пребывала в скверном настроении – злилась из-за того, что они уехали, – так что разговоры не всегда выходили приятными.
