– Замечательно, – проговорил Алек. – Просто фантастика.
Мало того что он испортил вечеринку и обидел Хейзел, теперь у него ещё и будут проблемы из-за того, что он разгромил кладовую пиццерии «У Фредди Фазбера».
Он бросился к стеллажу и начал копаться в игрушках, бросая их обратно в коробку, из которой они выпали, попутно разыскивая лиса. После всего, что он уже сделал, ещё и потерять подаренную Хейзел игрушку – не вариант. Если, конечно, он ещё хочет хоть что-то исправить.
Но найти Яррг-Фокси оказалось куда сложнее, чем он думал. На полу валялись резиновые утки, пластиковые змеи, фетровые куклы-перчатки, но вот лиса с деревянной ногой и почти оторванной рукой нигде не было.
– Да что же такое, – раздражённо и устало протянул Алек.
Больше всего ему хотелось, чтобы этот ужасный день наконец закончился.
Алек настолько потерялся в море игрушек, что вообще забыл о стуке – том самом странном звуке, который услышал с другой стороны двери, прежде чем войти. Звук на какое-то время стих, но сейчас послышался снова – из дальней части комнаты, которую Алек не видел. Впрочем, теперь, когда он зашёл за стеллаж, стало ясно, что звук доносится откуда-то поблизости.
Он посмотрел в дальний угол комнаты, за самый последний стеллаж у стены. Там, прячась в тени, стоял большой зелёный мусорный контейнер, закрытый на висячий замок.
Алек сделал несколько шагов к контейнеру, отчаянно надеясь, что стук доносится не из него.
Он стоял возле контейнера, и стука не было слышно уже несколько секунд. Алек был очень доволен, что всё же ошибся. Стук ведь явно доносился с другой стороны стены, у которой стоял контейнер, правильно?
Но когда Алек сунул пальцы под крышку, чтобы чуть-чуть приподнять её, насколько позволял замок, и заглянуть внутрь, контейнер задрожал и загремел, и Алек отскочил назад, стараясь убраться от него как можно дальше.
Сердце так сильно колотилось в груди, что он даже боялся, что оно взорвётся, но из-под открытой крышки ничего не выползало, и пульс постепенно замедлился.
Крысы. Должно быть, это крысы или ещё какие вредители.
– Хорошо, что я не ел пиццу, – сказал он себе и почувствовал, как сжимается желудок.
Опираясь на локти, Алек обнаружил, что оказался между стеной и самым дальним от двери стеллажом, а под ногами у него – целое море забытых вещей.
А из-под разноцветного купола, очень похожего на цирковой, на него смотрел медведь – Одинокий Фредди, точно такой же, как тот, который смотрел в никуда в тот день, когда он спорил с Хейзел.
– Опять ты, – сказал ему Алек. – Тебя наказали, что ли?
Но ему сразу не понравилась мысль, что этот медведь, который и без того выглядит страшновато, ещё и… плохо себя вёл.
Он разглядывал медведя. Тот стоял по стойке смирно на своей платформе под куполом и, казалось, смотрел на что-то над плечом Алека.
Алек посмотрел на зелёный контейнер за спиной; повернувшись обратно, он с удивлением обнаружил, что глаза Одинокого Фредди двигаются.
Он смотрел прямо на Алека.
– Я ждал тебя, друг, – сказал медведь.
Алек уставился на медведя.
– Ну отлично, – ответил он, ожидая, что разговор на этом и закончится.
Алек не ожидал, что тот скажет что-то ещё:
– Мы должны стать лучшими друзьями.
– Что? – удивился Алек, внимательнее рассматривая медведя. Так вот как оно работает? Он думал, что медведь должен устроить ему что-то вроде интервью. Но медведь не задавал ему вопросы, а… говорил с ним.
– Самыми лучшими друзьями, – сказал медведь.
– Ладно, – ответил Алек, пытаясь стряхнуть холодок, упорно пытавшийся пробежать по руке.
«Это просто плюшевый медведь, – сказал он себе. – Дурацкая игрушка».
Но что странно, сколько бы раз Алек ни пытался, он не мог встать. И не мог отвести глаз от медведя. Он лишь сидел и смотрел на него, и медведь тоже смотрел.
Алек раньше не замечал по-настоящему глаз медведя. Они всегда были такими синими? И если бы он не знал точно, что такого не может быть, то сказал бы, что они светятся. Но это безумие какое-то.
А потом медведь всё-таки стал задавать ему вопросы:
– Какой твой любимый цвет?
– Мой любимый цвет? – переспросил Алек, словно больше не контролируя свой голос. – Мой любимый цвет – зелёный.
Медведь сразу перешёл к следующему вопросу. Он разве сам не должен был тоже что-то об этом рассказать?
– Какая твоя любимая еда?
– Лазанья, – машинально, сразу ответил Алек.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Профессиональным скейтбордистом.
– Какой предмет легче всего даётся тебе в школе?
– История.
Допрос продолжался и продолжался. Алеку показалось, что прошёл не один час, но, конечно, это было не так. Он не чувствовал ни пола под собой, ни пальцев. Он словно парил в воздухе, а все вопросы доносились из другого конца длинного туннеля.
А потом темы вопросов изменились:
– Кем ты больше всех восхищаешься?
– Тётей Джиджи.
– Чего ты больше всего боишься?
– Темноты.
– Что бы ты сделал, если бы тебя попросили сделать больно тому, кого ты больше всего любишь?
Казалось, словно медведь сунул свою мягкую плюшевую лапу в самую его душу и доставал оттуда ответы, которые Алек скрывал ото всех. Причём без всяких усилий.
Его глаза были синими и глубокими, словно океанская впадина.
– О чём ты больше всего жалеешь?
На этом вопросе Алек всё-таки задержался. Поначалу он вообще не хотел отвечать или, может быть, просто не знал ответа. Но медведь не продолжал. Он снова спросил:
– О чём ты больше всего жалеешь?
Алек всё равно сомневался, и чувство притяжения внутри уже стало болезненным, словно кто-то сдавил саму его душу.
– О чём ты больше всего жалеешь… Алек?
Давление внутри всё росло, и он едва мог дышать от боли. Сквозь стиснутые зубы из его рта всё-таки вырвался ответ:
– О том, что сделал больно Хейзел.
Давление ослабло, и тело Алека постепенно снова обрело чувствительность – сначала тёплыми стали конечности, потом и всё остальное. Но когда его тело вернулось к жизни, что-то показалось ему совсем другим.
Он пристально посмотрел в синие глаза, которые прожигали его душу, и сам стал искать ответы, но в голову приходили лишь новые вопросы, потому что синие глаза медведя вдруг стали светло-зелёными.
– Что происходит? – попытался спросить он у медведя, потому что ему вдруг показалось, что именно медведь знает ответы на все вопросы, но Алек не смог открыть рот.
