Незнакомец был на заднем дворе. Он стаскивал в одно место всевозможное принадлежащее Джефферсону барахло и складывал его в кучу. Теперь Джефферсон видел ясно – это был калека, хромой.
– Ну-ка, скажи мне, что ты ему отдал? – крикнул Горючка, бросая в кучу очередную книгу.
Джефферсон бросился назад в кухню и вновь зарядил ружье. Пот струйкой стекал с его подбородка. Невероятно, но он шевелился, действовал, чего с ним не было уже с десяток лет! Он твердо сжимал ружье, словно в его ладонях жила и пульсировала вся история его жизни на Большой дороге. Вновь оказавшись у окна, он отодвинул стволом ружья занавески и постучал по стеклу.
– Ты готов попасть в ад, приятель?
Отвечая, Смок не сводил глаз с кучи хлама, которую он взгромоздил перед домом:
– Я знаю, он заезжал не для того, чтобы поужинать.
– Никто никуда не заезжал, калека!
– Что ему было от тебя нужно? Что он у тебя взял? – спросил Смок. – Просто скажи мне, и все.
Сняв скворечник с ближайшего клена, Смок бросил его в кучу. Тот рассыпался на куски, и из него вывалились птичьи яйца. Джефферсон вновь постучал в окно. Смок посмотрел на него, и Джефферсон выстрелил сквозь стекло. Когда дым рассеялся, он увидел, что ему удалось поразить цель – пуля попала в голень.
– В следующий раз буду стрелять в грудь, – пообещал Джефферсон.
Смок посмотрел на свою ногу. Горючка вытекала из пробоины, и быстро штанина и башмак почернели. Пуля попала под колено, и погнувшееся олово врезалось в плоть.
– Ну так выходи наружу и стреляй по калеке! Прямо в лицо стреляй! – крикнул Смок.
Джефферсон едва не завопил от удовольствия. Мокси прав, это было здорово – вновь окунуться в прошлую жизнь. Он скользнул вдоль стены – так чтобы его не было видно – и перезарядил ружье. Когда он вернулся, Смок громоздил на собранную им кучу еще какой-то хлам.
– Ты что, умираешь от жажды? – крикнул Джефферсон. – Хочешь напиться собственной крови?
Он вновь выстрелил. Стоящее справа от Смока дерево взорвалось кусками коры и древесины. Горючка же вытащил из кармана коробок и извлек из него спичку. Спичка вспыхнула, и Смок бросил ее на собранную им кучу хлама. Пых… и все загорелось. Джефферсон взвыл, увидев, как полыхнуло его имущество. Быстро перезарядив ружье в очередной раз, он доковылял до двери. Позади дома, на заднем дворе, трещало и ревело пламя – черный ужас всех тех, кто любит копить вещи. Опираясь на косяк двери, Джефферсон выбрался из дома.
– Ты сейчас сдохнешь, калека! Смерть твоя близ…
Резкая боль пронзила его спину, словно неумолимые клещи впились в позвоночник. Подавив боль, Джефферсон, с поднятым на изготовку ружьем, обошел школьное здание и увидел калеку. Но куда девалось самодовольство и чванство, еще несколько мгновений назад написанное на физиономии хромого? Лицо его было искажено яростью.
Джефферсон был от него не далее чем в двадцати футах, но Горючка даже не шелохнулся. Однако на свет явилась вторая спичка.
Джефферсон увидел, как она падает на землю.
Пых… БУМ!!!
Джефферсон видел, что нечто яркое приближается к нему, но не мог понять, что это. Он же не знал, как Смок за несколько мгновений до этого успел окружить весь дом густым кольцом горючки – таким густым, что дом и сам он, Джефферсон, оказались в ловушке.
Языки пламени поднялись стеной и добрались до Джефферсона раньше, чем его больная спина позволила ему броситься в сторону и попытаться спастись.
Ухмыляясь, Смок смотрел, как горит Джефферсон.
Тот упал на колени и странным образом согнулся – словно теперь, умирая, он обрел давно позабытую подвижность. Пожирая его тело, огонь медленно превращал Джефферсона в некое подобие почерневших инструментов, которые валялись по всему двору. Смок не двигался, не произнес ни слова. Он наблюдал.
Когда все было кончено, Смок проковылял вокруг дома и пинком открыл дверь. Горючка плескалась в поврежденном протезе, выливаясь наружу. Смок заглянул внутрь.
Увидел книги. Увидел бумаги. Все это могло и должно было сгореть.
Этот отшельник прострелил ему голень. Теперь он пеплом лежит на траве.
– А ведь все, что от тебя требовалось – это сказать, зачем тот тип приезжал! – воскликнул Смок. – Больше мне ничего не было нужно!
Обливаясь потом, Горючка Смок повернулся и увидел на стенах слова. Схватив с полки кружку, он закричал:
– Я сожгу это все! Каждое вонючее слово на этих стенах!
Книги… бумаги… страницы…
Горючка Смок сжег все, что было в доме. Отшельник умер, Мокси неумолимо приближался к Хэрроузу, но Смок просто обязан был пережить этот момент триумфа и восторга. Только вид огня, сжирающего людей и вещи, давал ему успокоение и ощущение счастья.
К моменту, когда пожар закончился, буквы на стенах оплыли и превратились в бессмысленные потеки, которые, как казалось, оставила рука слепого безумца.
– А мог бы спасти себе жизнь, ублюдок! – проговорил Горючка, кивнув в сторону заднего двора школы.
Ведь Смоку всего и нужно-то было – узнать, что Мокси получил от Джефферсона в качестве подарка.
…Когда Смок постучал в его дверь, Джефферсон заканчивал описание того, что произошло в Абберстоне.
Абберстон
Люди в Западном Франклинвилле лгут. Люди в Джунипер лгут. Люди в Макатуне правды не знают, а тот, кто и знает, расскажет все неправильно. Кто-то говорит, что Джеймс Мокси положил одним выстрелом сразу шестерых. Другие уверяют, что из его глотки вырывался огонь. Даже те, кто при сем присутствовал – та толпа, которая и стала распространять слухи, – даже те несли чушь. Проще всего пороть отсебятину, когда легенда уже существует. Мокси совершил свой фокус в присутствии всего пары десятков свидетелей, но истории подобного рода распространяются быстро. Почему? Да если человек узнал что-то подобное, он сразу поспешит поделиться новостью, пока его не разорвало! Ведь что может быть интереснее? Да, мужчины болтают о рыбалке, о женщинах, о картах. Но история о выдающемся выстреле готова затмить любую иную историю.
Представь, что ты устроился в баре, на высоком стуле, со свежим пивом, и сидящий рядом с тобой парень начинает ныть, что кукуруза на его поле совсем не растет, потому что дождя все нет и нет, а земля на его поле чудо как плодородна! А ты сидишь и слушаешь, но в тебе закипает твоя собственная история; и не то чтобы ты хотел осадить того парня, рассказав что-то более занимательное, но просто то, что ты знаешь – реальная бомба! И как ты ни сдерживаешься, ты вываливаешь ему то, что знаешь.
Потому что в наших краях люди, которым плевать на закон – такие, как Джеймс Мокси, – они же настоящие артисты! Все, что они творят, – это театр. Если они убивают, то не ради убийства. Нет среди них этих черных душ. Их души созданы для историй. Некоторые люди говорят, что Джеймс Мокси – обманщик, что это был просто фокус. Он и сам так иногда говорил. Но не всегда можно верить словам человека, который говорит о своих делах. Некоторые поговаривают, что, мол, все это – дешевый трюк, и я с ними спорю. Кто-то скажет, это нечестная игра, и не важно, что он сделал. А я спрашиваю: а что в этом нечестного? Кто-то не может ответить, а некоторые говорят: если там замешана магия и этим искусством владеет лишь один из дуэлянтов, тогда это нечестно. А я смеюсь. У обоих же пушки, говорю я. Как это может быть, что один из них не знает, как управляться с оружием? К тому же если человек поставил себя вне закона, то к дьяволу мысли о какой-то там честности! Главное – это цель, которую он поставил. Фрэнк Тилли ограбил банк в Фулли, переодевшись тамошним менеджером после того, как заметил, как он чертовски на него похож. Кто-то говорил, это нечестная игра. Нужно было, дескать, прийти в собственном обличье, взять всех на пушку, заставить кассира нагрузить его сумку звонкой монетой, а потом бежать от полиции, петляя по улицам города. А вместо этого он, в костюме менеджера, преспокойно вышел из банка через заднюю дверь с полным спальным мешком денег. После этого его нашли в Хэрроузе, где он жил, как принц. Людям не нравится ограбление без погони. Людям не по нраву, если в деле не замешаны пушки. Но я думаю, с Тилли все было чисто и честно. Он использовал свои мозги. И историю Тилли можно рассказывать – это стоящая история. История с Мокси – совсем другая. Многих его история пугает. Людям не по вкусу магия, а другого объяснения они придумать не в состоянии. Я был с Мокси, когда он ехал из Абберстона, и это был последний раз, когда он ехал как никому не известный человек. Потом, когда мы встречались с разными людьми, первым делом они спрашивали, как он сделал то, что сделал, и, когда Мокси поворачивал к ним лицо, в их глазах стоял ужас. А что, если он и меня прикончит таким же образом, думал каждый из них. Даже не вытащив пистолета? Что им было неизвестно, так это то, почему Джеймс Мокси встал лицом к лицу с Дэниелом Праудзом. Да, это не самый интересный эпизод всей этой истории. Но вам все станет ясно, коль поймете, что Праудз был последним из подонков, и, когда имеешь дело с таким типом, о честной игре можно забыть, и о правилах дуэли можно забыть, и кто-нибудь вроде Джеймса Мокси просто обязан прийти и спустить с этой свиньи шкуру.
