Книга Кристин, дочь Лавранса, страница 280. Автор книги Сигрид Унсет

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кристин, дочь Лавранса»

Cтраница 280

– Предоставьте нам самим решать, матушка, – коротко сказал Ноккве. – А теперь, матушка, прикажите дать нам поесть. И сами садитесь на ваше обычное место, ни к чему вмешивать в это дело слуг, – заявил он так, будто приказывал ей.

Но кусок не шел в горло Кристин. Она думала и гадала – и не осмеливалась спросить, намереваются ли они послать теперь за своим отцом. И еще она гадала – каков будет исход ее дела. Она не слышала, что гласит в подобных случаях закон: как будто, чтобы опровергнуть клевету, ей следует принести очистительную клятву с шестью или двенадцатью соприсяжниками. Должно быть, суд состоится в главной церкви округи, в Уллинсюне в Вогэ… Там почти в каждой большой усадьбе у нее есть родичи со стороны матери. А вдруг никто не поддержит ее клятву, и она будет стоять на виду у всех, не в силах очистить себя от постыдного обвинения… И опозорит своего отца… Он был чужаком здесь, в долине. Собственными стараниями сумел он добиться почета, снискать уважение всей округи. Уж если Лавранс, сын Бьёргюльфа, вносил какое-нибудь предложение на тинге или сходке, все в один голос поддерживали его. Но она чувствовала, что ныне ее позор падет и на его голову. Она уразумела вдруг, как одинок бывал ее отец, несмотря ни на что, одинок среди окрестного люда, всякий раз, когда она взваливала на него новое бремя стыда, горя и унижения.

Она не думала, что способна еще раз изведать такое чувство: вновь и вновь казалось ей, будто сердце ее истекает кровью, будто оно разрывается у нее в груди.

Гэуте вышел на галерею и посмотрел на север.

– Народ уже выходит из церкви, – сказал он. – Станем ли мы ждать, пока все прихожане разойдутся?

– Нет, – ответил Ноккве. – Пусть видят, что сыновья Эрленда идут к епископу. Берите оружие, братья. Да наденьте-ка ваши доспехи.

Один лишь Ноккве владел полным воинским снаряжением. Кольчугу он отложил в сторону и надел только шлем, но зато взял щит, саблю и длинный меч. Бьёргюльф и Гэуте нахлобучили старинные шишаки, которыми пользовались обычно в ратных упражнениях, а Ивару и Скюле пришлось удовольствоваться небольшими стальными касками, которые еще носили крестьяне-ополченцы. Мать не сводила глаз с сыновей. Какое-то незнакомое чувство стесняло ей дыхание.

– Неразумно поступаете вы, сыны мои, вооружаясь с головы до ног, чтобы идти в усадьбу священника, – трепеща, сказала она. – Остерегитесь забыть о святости алтаря и о присутствии епископа.

– Честь обходится нынче дорого в Йорюндгорде, – ответил Ноккве. – Мы дадим за нее ту цену, какую с нас запросят.

– Не ходи хоть ты, Бьёргюльф, – со страхом взмолилась мать, видя, что полуслепой юноша взял громадную секиру. – Вспомни, что ты плохо видишь, сын мой!

– Ничего. Я еще вижу пока на длину этой секиры, – ответил Бьёргюльф, взвешивая оружие в руке.

Гэуте подошел к постели Лавранса-младшего и снял со стены боевой меч деда, который мальчик всегда вешал над своим изголовьем. Гэуте извлек его из ножен и оглядел клинок.

– Одолжи мне твой меч, родич… Я думаю, наш дед не осудил бы нас, узнай он, что мы пустили в ход его меч в таком деле.

Кристин заломила руки. Крик рвался у нее из груди – крик ужаса и отчаяния, но в то же время он был рожден каким-то иным чувством, которое было сильнее всех ее страхов и терзаний, – таким криком кричала она, когда производила на свет этих мужчин. Раны, раны без конца и без счета наносила ей жизнь, но теперь эти раны затянулись, и, хотя рубцы болели, словно дикое мясо, она понимала, что теперь ей уже не умереть от потери крови… Нет, ни разу в жизни не испытывала она того, что сейчас…

С нее облетели цветы и листва, но ветви сохранились, и ствол еще не рухнул. Впервые с той минуты, как она понесла под сердцем дитя Эрленда, сына Никулауса, Кристин совершенно забыла об их отце и думала только о сыновьях…

Но сыновья не глядели на мать, которая сидела на скамье, белая как мел, с отчаянием в расширенных глазах. Мюнан все еще лежал у нее на груди – все это время он не выпускал мать из объятий. Пятеро юношей вышли из горницы.

Кристин поднялась и вышла на галерею. Вот они обогнули надворные строения и гуськом потянулись по тропинке, ведущей в Румюндгорд между блеклыми, колеблемыми ветром ячменными полями. Шлемы и каски отсвечивали тусклым блеском, но на мече Ноккве и на копьях близнецов вспыхивали солнечные блики. А она стояла, глядя вслед юношам. Она была матерью их всех…

В горнице она рухнула на колени перед сундуком, на котором стояло изображение Девы Марии. Из груди ее вырвались отчаянные рыдания. Мюнан с громким плачем прижался к ней, Лавранс соскочил с кровати и тоже упал на колени рядом с матерью. Она стиснула в объятиях двух младших сыновей…

С тех пор как умерло ее дитя, она думала: о чем ей теперь молиться? Ожесточившаяся, холодная, бесчувственная как камень, она сознавала, что катится прямо в отверстую пасть геенны огненной. Но теперь, помимо ее усилий, с ее губ рвались слова молитвы, помимо ее воли, ее душа взывала к Марии, Деве и Матери, Владычице Земной и Небесной, – то был вопль страха, хвалы и благодарности: «Мария, Мария! Я еще так богата, я владею несметными сокровищами, которые могу утратить… Милосердная Дева, возьми их под свою святую защиту!..»

* * *

На дворе в усадьбе священника было людно. Как только сыновья Эрленда вошли в ворота, несколько крестьян разом спросили, чего им надо.

– От вас – ничего покамест, – с вызывающей улыбкой ответил Ноккве. – Сегодня мы желаем говорить с епископом, Магнус. Но дайте срок, и, может статься, я и братья мои захотим переведаться с вами. Однако сегодня вам нечего нас бояться.

В толпе раздались негодующие возгласы. Отец Сульмюнд вышел на порог дома и хотел было заставить юношей удалиться, но тут какие-то крестьяне заявили, что сыновья имеют право разузнать о деле, поднятом против их матери. В это мгновение на дворе появились слуги епископа и предложили сыновьям Эрленда покинуть Румюндгорд, потому-де, что епископ готовится к трапезе и у него нет времени их выслушать. Но крестьяне зашумели, что это несправедливо.

– В чем дело, добрые люди? – раздался вдруг сверху мощный голос. Никто не заметил, как на галерее верхнего жилья появился сам господин Халвард. Рослый, тучный и осанистый, он стоял там в своей сине-лиловой мантии и в красной шелковой скуфье на белоснежных волосах. – Кто эти юноши?

Чей-то голос ответил, что это сыновья Кристин из Йорюндгорда.

– Ты, верно, старший? – спросил епископ, обращаясь к Ноккве. – Тогда я буду говорить с тобой. А остальные пусть подождут на дворе.

Ноккве поднялся по лестнице на галерею и следом за епископом вошел в горницу. Господин Халвард занял почетное место и устремил взгляд на юношу, который остановился перед ним, опираясь на огромный меч.

– Как твое имя?

– Никулаус, сын Эрленда, владыка.

– Ты полагаешь, что тебе следовало столь тщательно вооружиться, Никулаус, сын Эрленда, – произнес старик, чуть заметно усмехнувшись, – чтобы вести беседу с твоим епископом?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация