По ряду свидетельств к 1803–04 гг. масонство в России было окончательно легализовано. По одной из версий, секретарь «Капитула Феникса» и глава ложи «Пеликана» (шведского обряда) И. В. Бебер добился в 1803 г. аудиенции у Александра I, рассказал ему о масонстве и добился легализации деятельности лож. Мало того, Александр I якобы даже сам вступил в ложу «Пеликана», переименованную в честь него в 1805 г. в ложу «Александра Благотворительности к коронованному Пеликану».
По другой версии, масонство было легализовано в 1804 г., после того, как старый масон А. С. Сергеев (директор канцелярии рижского губернатора) обратился с письмом к Александру I с просьбой возобновить деятельность лож и согласие было получено («Его Величеству сиё не противно»)
[213].
Вопрос о том, вступил ли в масонство сам Александр I, до сих пор остаётся открытым. Прямых документальных доказательств нет. Но в любом случае на первых порах масонству он явно симпатизировал и, по сути, оказывал покровительство.
В 1805 г. (по другим данным в 1807 г.) лютеранским пастором И. А. Фесслером была основана ложа «Полярная звезда», отличавшаяся свободомыслием и филантропией. Она пользовалась особой популярностью еще и потому, что покровительство ей оказывал друг Фесслера М. М. Сперанский, вступивший в нее то ли в 1807 г., то ли в 1810 г. Однако растущая популярность Фесслера привела к интригам против него со стороны руководителя шведских лож И. В. Бебера, который в средствах не стеснялся и в 1811 г. добился ссылки Фесслера в Саратов.
Борьба за влияние между ложами разных систем, в конце концов, стала достоянием общественности и привлекла внимание правительства. В 1810 г. новоиспеченный министр полиции А. Д. Балашов, член ложи «Соединённых друзей» решил, видимо, упорядочить деятельность масонских лож и прекратить ненужную конкуренцию. Он обратился к руководителям лож со следующим заявлением: «Начальникам существующих здесь масонских обществ известно, что правительство, зная их существование, не чинило никаких препятствий их собраниям. Со своей стороны и общества сии заслуживают ту справедливость, что доселе не подавали они ни малейшего повода к какому-либо на них притязанию. Но неосторожностью некоторых членов, взаимными лож состязаниями и некоторую поспешностию к расширению их новыми и непрестанными приятиями, бытие сиих обществ слишком огласилось. Из тайных они стали почти явными и тем подали повод невежеству или злонамеренности к разным на них нареканиям. В сем положении вещей и дабы положить преграду сим толкованиям, правительство признало нужным войти подробнее в правило сих обществ и удостовериться в тех основаниях, на коих они могут быть терпимы и покровительствуемы».
[214] Ложам предлагалось прекратить на год прием новых членов и сдать на просмотр свои уставные документы и списки участников. Причем делалось это в обстановке строгой секретности так, что рядовые члены масонских лож не должны были знать об этой проверке.
Дать оценку поданным документам и выработать единые правила организации масонских лож в России должен был специальный секретный комитет во главе со Сперанским. Есть основания предположить, что данная проверка была направлена против, прежде всего французских лож, которые видимо, подозревались в том, что они могут быть использованы в интересах наполеоновской Франции, отношения с которой стремительно ухудшались. Иначе трудно объяснить, почему ложи французской системы «Соединенных друзей» и «Палестины» (куда между прочим входил сам Балашов) спустя год все еще не получили разрешения возобновить работы и прием новых членов. Не помогли даже профранцузские симпатии самого Сперанского, что лишний раз доказывает тот факт, что инициатива организовать проверку деятельности масонских лож исходила, скорее всего, от самого Александра I.
Впрочем, большинство руководителей петербургских масонов всех уставных документов не представило. Например, А. Ф. Лабзин и А. А. Жеребцов ограничились предоставлением только списков участников лож и описанием обрядов, а И. В. Бебер не представил актов высших степеней шведской системы, ограничившись тремя иоанновскими степенями.
Во время деятельности комитета Сперанского туда поступила анонимная записка на высочайшее имя с предложениями об устройстве масонства в России. Большинство исследователей считает, что автором ее был сам Балашов. Вот что в ней предполагалось: «Хорошее устройство масонства в Империи должно принести две существенные выгоды:
• оно должно остановить увеличение испорченности нравов, установляя добрую нравственность, утвержденную на прочном основании религии;
• оно должно воспрепятствовать введению всякого другого общества, основанного на вредных началах, таким образом, образовать род постоянного, но незаметного надзора, который по своим тайным сношениям с министерством полиции, доставил бы ему, так сказать, залог против всякой попытки, противной предполагаемой цели»
[215].
Далее предлагалось следовать двум основным положениям. Во-первых, «сколько возможно «скрывать действия полиции в ее присмотре так, чтобы не только публика вообще или те, кто пытался бы вводить эти вредные начала, не подозревали этого надзора», но и чтобы рядовые члены лож оставались в неведении, что они «находятся под присмотром или покровительством правительства и чтобы только начальники ордена участвовали в этой тайне». Во-вторых, следует «установить масонство в первоначальной его чистоте. «Все то, что могли прибавить к нему в некоторых странах отдельные обстоятельства, чуждые для нас и которые, следует отделить от существенной части». Далее предлагалось образовать «центр соединения» масонских лож, к которому примыкали бы все ложи, учрежденные вне столицы и которые полиции было бы трудно проконтролировать. Таким центром соединения должна стать «ложа-мать», основанная в Петербурге; «всякая другая ложа, не основанная и не подчиняющаяся этой ложе-матери, не должна быть терпима».
Постоянное упоминание в записке «целей Вашего величества» позволяет предположить, что существовала какая-то секретная записка Александра I, в которой в общих чертах излагались желаемые цели деятельности масонских лож после их реформирования. К сожалению, пока эта гипотетическая записка в архивах не обнаружена. В целом можно согласиться с мнением Д. Э. Харитоновича, который считает, что реализация предложений Балашова (или иного не установленного автора записки) привело бы к «превращению российского масонства в тайно – полицейское государственное учреждение по распространению добродетели и недопущению зла»
[216].
И ведь самое интересное, что так и произошло. На основании этой докладной записки комитет Сперанского в 1811 г. принял единые правила для масонства в России. Ложи делились на терпимые и нетерпимые. К последним относились:
