Итак, с нашей точки зрения, классическая концепция абсолютизма не является устаревшей. Наоборот, с учетом формально-юридического критерия, она по-прежнему позволяет четко обозначить объект исследования и провести сравнение абсолютных монархий в разных государствах. При этом следует учитывать, что абсолютизм – это не какая-то застывшая теоретическая конструкция, общая для всех государств. Наоборот, при наличии главного общего признака (неограниченность власти монарха по закону), абсолютные монархии имели ярко выраженные региональные и национальные особенности, выражавшиеся в специфике социальной опоры, разном соотношении правовых и неправовых методов управления, степени применения прямого принуждения и личного произвола монарха, степени развитости бюрократического аппарата и т. д.
Таким образом, с позиций формально-юридического подхода и абсолютизм, и самодержавие являются синонимами понятия «неограниченная монархия». В этом смысле российское самодержавие является разновидностью неограниченной, т. е. абсолютной монархии. Следовательно, понятие «российский абсолютизм» (самодержавие) вполне сопоставимо с такими понятиями как «французский абсолютизм», «испанский абсолютизм» и т. д.
Другое дело, что российский абсолютизм возник на иной социальной основе, чем в Западной Европе. Из-за неразвитости буржуазных отношений в России рубежа XVII–XVIII вв. (когда и произошло окончательное формирование признаков абсолютной монархии) никакого равновесия между дворянством и буржуазией не существовало. Абсолютизм в России, как и ранее централизованное государство, возник в основном под воздействием почти исключительно внешнеполитического фактора, а отсюда и опорой являлось только одно служилое сословие (дворянство). Постоянная внешняя опасность требовала сильной центральной власти и быстрого принятия решений на высшем уровне. Однако параллельно действовала и другая тенденция, ограничительная. Старая земельная аристократия (боярство), опираясь на сильные экономические позиции, естественно стремилась оказывать влияние (как минимум) на принятие политических решений, а по возможности, и участвовать в этом процессе. К тому же все еще сохранялись и продолжали действовать старые вечевые традиции (по сути, прямого народовластия), восходившие еще к времени существования Древнерусского государства и Новгородской республики, и выразившиеся в создании и деятельности Земских Соборов (1549–1653 гг.). По сути, вся 2-ая половина XVI в. и 1-я половина XVII в. прошла под знаком борьбы этих двух тенденций в политическом развитии России. Причем, долгое время исход этой борьбы был неясен, верх поочередно брала то одна тенденция, то другая. При Иване Грозном и в годы правления Бориса Годунова, казалось, победила абсолютистская тенденция, направленная на максимальную концентрацию властных прерогатив в руках монарха. Однако во время Смуты и в правление Михаила Романова (1613–1645) возобладала ограничительная тенденция, резко усилилось влияние Боярской Думы и Земских Соборов, без санкции которых тот же Михаил Романов фактически не принял ни одного закона.
Переломным моментом, приведшем к победе абсолютистской тенденции, стало, на наш взгляд, установление в России крепостного права, завершившееся в 1649 г. Мы сейчас не будем останавливаться на причинах и особенностях этого процесса (цель нашей работы все-таки другая), а остановимся на последствиях. А основное последствие заключалось в том, что после окончательного юридического оформления крепостного права, дворянство оказалось в полной зависимости от центральной власти в лице монарха, которая только одна и могла обеспечить господство дворян над крестьянами и удерживать их в повиновении. По сути, это был один из переломных моментов в истории России. Ведь крепостное право было установлено государством под прямым нажимом дворянства (особенно среднего и мелкого) ради обеспечения им минимального уровня доходов. Но в обмен дворянству пришлось отказаться от претензий на прямое участие в делах управления государством и признать себя в качестве не более чем слуг монарха. Такова была плата за «оказанные услуги» со стороны монархической власти. Дворяне получили власть над крестьянами и постоянный уровень материальных доходов в обмен на отказ от притязаний на участие в государственном управлении «на равных» (или «почти на равных») с государем. Недаром, почти сразу за юридическим оформлением крепостного права (1649 г.) последовало прекращение созывов Земских Соборов (последний из них в полном составе был созван в 1653 году).
Итак, выбор был сделан, и ради своих экономических интересов российские дворяне пожертвовали интересами политическими. Абсолютистская тенденция победила. При этом введение крепостного право привело и к еще одному последствию, а именно: из-за отсутствия нормальных условий для развития (исчез, например, рынок свободной рабочей силы) резко затормозилось формирование буржуазных отношений. Поэтому и буржуазия в России долгое время не складывалась в отдельный класс общества со своей социальной психологией, требованиями и т. д. Ей просто неоткуда было взяться. Поэтому и социальная опора у формирующейся российской абсолютной монархии, в отличие от стран Запада, могла быть только одной – дворянской. Каковой она, вполне закономерно, и стала.
Второй ярко выраженной особенностью российского абсолютизма стало его отношение к праву и закону. В соотношении правовых и неправовых средств осуществления власти в России выбор был однозначно сделан в пользу неправовых. Основным методом управления стал личный произвол монарха и его окружения. Это пошло еще со времен Ивана Грозного, и в XVII в., когда произошел окончательный переход от сословно-представительной монархии к абсолютной, мало что изменилось.
Личный произвол всегда ставился во главу угла. Конечно, можно на это возразить, что существовало же Соборное уложение как общегосударственный свод законов. Но в том-то и дело, что на практике ни монарх (будь то Алексей Михайлович или Петр I), ни высшие чиновники требованиями законов не руководствовались, не считали себя ими связанными. Грубое принуждение и военная сила – таков был основной метод управления государством. Примеров можно привести множество. Один из самых ярких – знаменитая реплика Петра I в ответ на неоднократные просьбы церковных иерархов позволить им все-таки избрать нового патриарха. Разгневанный Петр бросил на стол свой кинжал со словами: «Ну что ж, хотите патриарха – вот Вам булатный патриарх!» Церковные деятели все поняли и больше с подобными просьбами не обращались.
[257]
Конечно, нельзя отрицать, что в период правления Петра I законы принимались в достаточно большом количестве и затрагивали почти все сферы управления (Генеральный регламент, регламенты коллегий, Воинский Артикул, Табель о рангах). Однако предназначались они исключительно для подданных, сам же монарх и близко не считал себя связанным законами. Практика принятия политических решений при Петре I мало чем отличалась от эпохи Ивана Грозного. Воля монарха по-прежнему рассматривалась как единственно возможный источник власти.
