Пересилил себя и набрал её номер. Ещё раз. Ещё. Ну возьми же трубку и скажи, что всё это ложь, и ты ждёшь меня, как я тебя. Не взяла. С грохотом бросил телефон на стол. Закрыл лицо руками, тяжело вздохнув. Упрямая. Или не хочет говорить, потому что свой выбор она сделала. Правильно бабуля сказала — я всех просрал. И Лину тоже…
Снова взял телефон в руки и набрал номер Вадима. Надо всё же решить с ним вопрос, с кем бы из нас она не осталась. В обиду я её не дам, если знаю, что у неё проблемы.
— Привет, Рощин, — сказал я, когда звонок приняли. — Это Марат.
— А-а, — отозвался он. — То-то я гляжу — номер заокеанский. Ну, как там дела?
— Всё прекрасно, — ответил я, снова закипая от одного его голоса и картинок, где он лапает Лину. — И было бы ещё лучше, если бы ты, падла, не распускал свои руки на чужих женщин.
— Эй, полегче в выражениях, ладно? — попытался взбрыкнуть он. — Иначе я…
— Я тебя буду называть так, как ты того заслужил, понял? — перебил я его грубо. — Слушай сюда. Я знаю о твоих необычных предпочтениях в сексе. Хочешь, чтобы об этом узнали жена и пресса?
На том конце провода образовалась тишина.
— Откуда ты можешь что-то знать? — попытался он пойти в оборону.
— А вот знаю. Иначе не заговорил бы об этом, как считаешь? Я же не внук Ванги. У меня даже есть веселые фотки, где ты и смазливый парень отдыхаете. Показать их СМИ?
— Что ты хочешь? — спросил он, понимая, что его припёрли к стене.
— Завтра же уйдёшь с поста. Понял меня?
— О ком вообще речь?
— Не прикидывайся валенком — об Ангелине Соболевской. Твоя помощница.
— И всё это из-за девчонки? Так она, вообще-то, с Марком. Он уже и без тебя меня закошмарил. Нахрена тебе её так защищать? Лох ты, Марат.
— Я спросил: ты понял меня? — начал я звереть конкретно.
— Понял, — не стал больше нарываться Вадим.
— Я проверю. Не дай бог ослушаешься — продам фото во все газеты.
— Урод.
— Взаимно.
Повесил трубку. Он послушает. Он знает: всё, что я сказал — правда. А вот я получил ещё одно подтверждение, что Лина всё же вернулась к Марку. На душе словно нарывы старые вскрыли.
— Марат Ильдарович, — услышал я возле уха. Мягкие руки легли на мои плечи и стали плавно поглаживать, проходясь и по груди. Я так задумался, что не слышал, как вошла Диана. — Хватит работать. Сегодня ко мне или к тебе?
— Я — ко мне, а ты — к себе, — ответил я ей, перехватывая её руки и скидывая их с себя.
Всё же не стоило смешивать личное и работу… В который раз это ни к чему хорошему не привело. Тем более не стоило лечить чувства другой женщиной. Не вылечил всё равно.
— Не поняла, — нервно улыбнулась она, глядя, как я спешно беру пальто и ключи от машины.
— Ты уволена, Диана.
21.
АНГЕЛИНА.
Телефон разрывался от звонков с неизвестного номера. Под цифрами значилось — США. Сердце билось как сумасшедшее. Зачем он снова звонит? Две недели не слышно было, и вот опять звонок. Уже и не ждала. Я протянула руку, взяла смартфон и почти нажала заветную кнопку. Но в последний момент передумала. Перед глазами снова встала картинка из прошлого.
— Что грустишь, Ангел? — весело спросил он. — Если что — позвони мне, я дам денег на аборт.
Мне не нужен такой предатель. Ребёнка ещё не было, а он уже его предал. Может, я рассуждаю слишком категорично, зато честно — это то, что у меня на душе. Мне нечего сказать тебе, Марат.
Отключила звук и положила телефон на стол. Марат звонил до конца, потом набирал снова и снова ждал, пока нас не разъединит оператор. Словно издеваясь над собой, смотрела, как горят цифры на экране мобильного. Но я не возьму трубку. Тебя больше не существует для меня, Марат Ильдарович. Я просто не готова простить его слова об аборте. Когда экран погас, и я поняла, что он оставил попытки дозвониться, меня вдруг накрыло.
Всё. Это всё. Больше не станет звонить, я его знаю. И я не перезвоню. Я сидела за кухонным столом и смотрела в одну точку, глотая и глотая слёзы. Я справлюсь, обязательно. У меня есть папа и… мой малыш. Только мой.
Вопреки своим же убеждениям проверяла до самого вечера телефон. Он больше звонить не стал…
* * *
Зашла в кафе первой. Сняла пальто, поправила волосы, глядя в отражение большого зеркала на входе в зал. Заняла уютный столик у стены и заказала себе чай. Минут через десять зашел и Марк. Он шёл ко мне — высокий, симпатичный, с огромным букетом белых роз наперевес. Заметила, какими глазами его провожали официантки. Для них он мужчина-мечта. Да и для меня был когда-то таким, а сейчас мне хочется шумно вздохнуть, потому что принимать этот букет я буду без особого желания.
— Привет, малыш, — улыбнулся он мне и присел рядом на диван.
Потянулся поцеловать. Словно мы и не расставались. Я только диву даюсь, сколько сил у него уходит на то, чтобы делать вид, что ничего между нами не случилось. Я бы так не смогла… И очень жаль, что я на его чувства так и не смогла ответить, как ни старалась.
— Марк, — нажала я руками на его грудь, прерывая поцелуй, которым он угодил мне куда-то в шею. — Не надо.
— Ну хорошо, извини, — поднял он руки вверх.
— Не надо делать вид, будто всё, как раньше, — добавила я, обнимая себя руками, словно мне вдруг стало холодно.
Он несколько секунд смотрел на меня, но потом резко переключился на букет.
— Это тебе, — положил он розы, перевязанные розовым бантом и источающие прекрасный нежный аромат, возле меня.
— Спасибо, — посмотрела я на них. Всё же Марк пытается быть лучше Марата. Этот букет больше, чем букет Марата, который он прислал мне на прощание.
— Давай фотку, для бабули, — сказал он вдруг и достал смартфон, и тут же снял меня и рядом лежащий букет. — Ну улыбнись. Для бабули же.
Я вяло улыбнулась. Даже не знаю, почему не стала возмущаться, сил уже ни на что не осталось. Однако возмущение всё же взыграло, когда Марк додумался сесть ближе, притянуть меня к себе за талию и поцеловать в щёку.
— Марк, это уже слишком! — закипела тут же я и встала на ноги.
— Ты куда? — разочарованно спросил он, вставая следом за мной.
— Оставь меня в покое, Марк. Ради этого я и пришла сюда — сказать тебе это. Мы расстались, мы не вместе, ты не имеешь никакого права меня целовать! Я не буду с тобой. Оставь эти иллюзии.
Он смотрел на меня так, словно я только что причинила ему невыносимую боль. Наверное, причинила, но сколько можно уже игнорировать то, что я говорю?
