Ангелине звонил только из офиса, чтобы Лиля пока не знала о ней и дочке. Эти короткие разговоры и её нежный голос не выходили из головы потом до ночи, я не слушал, что мне говорит перед сном жена. Ночью был ней… Мне снились мягкие губы, ласковые руки и прекрасные карие глаза, которые смотрят с любовью на меня. Утром опять звонил, чтобы снова их услышать, и так каждый день.
Две недели прошли, и на завтра у меня находился на руках билет на самолёт. Я улетаю на три дня. Побуду с родными и с дочерью. В предвкушении этого заканчивал дела на сегодня. Дома, сидя в кабинете, завершал последние звонки.
— Кроватку, детские принадлежности, игрушки для девочки привезли? А кроватку собрали? Отлично. Порядок навели? А документы? Завтра уже можно заезжать? Прекрасно. Да, я доволен результатом, вы всё сделали вовремя и как я просил. Фотографии? Да, отправьте, я посмотрю окончательный вариант после ремонта. Да, жду. Спасибо, послезавтра созвонимся, скорее всего, завтра я только прилечу после обеда в Россию. До свидания.
Повесил трубку и вздрогнул, когда услышал рядом голос жены. Она принесла мне чай. Поставила со звоном чашку на стол и скрестила руки на груди.
— Кому это ты покупаешь кроватку, интересно мне знать? — требовательно спросила она.
Прикрыл глаза на миг. Она всё слышала. А сказала, что спать ушла… Видимо, решила за мной поухаживать и услышала мой недвусмысленный разговор. Лиля поняла, что я кому-то купил дом с детской кроваткой…
— Я не думаю, что стоит об этом говорить прямо сейчас, — ответил я, глядя в сторону.
— А мне кажется, сейчас самое время. Кому ты заделал ребёнка?
Выдохнул. Что ж, рано или поздно мне пришлось бы это озвучить.
— Я узнал, что у меня есть дочь, — посмотрел я на неё. — Она родилась после моего отъезда из России. И до женитьбы на тебе.
Лиля раскрыла рот и присела в кресло напротив моего стола.
— Дочь? — обескураженно спросила она. — Какая ещё дочь?!
— Обычная, маленькая дочь.
— И сколько ей лет?
— Год и семь месяцев.
В глазах женщины заблестели слёзы. Вот почему я не хотел касаться пока что этой темы. Ей больно. Она потерпела неудачу, а теперь узнаёт, что у меня в России есть малышка. Я бы сказал обязательно, но чуть позже, когда Лиля немного успокоилась бы.
— Почему же тебе не сказали о ней? — недоумевала жена.
Ну как ей это всё объяснить, если мы и сами друг друга не поняли?
— Мать Алисы хотела её скрыть.
— Почему?
— Мы расстались нехорошо. Она не хотела, чтобы я знал о девочке.
— И как же ты узнал о ней в итоге?
— Сказали добрые люди.
— А мне почему не говоришь? Скрыл.
— Не хотел поднимать сейчас эту тему.
— Может, у тебя две семьи, и поэтому скрывал, пока я сама не услышала? — кидала Лиля обвинениями.
Да, конечно, если бы она скрывала ребёнка от меня, меня бы тоже навело это на подобные мысли… И отчасти она права. Задумчиво постучал пальцами по столешнице письменного стола.
— Нет, просто посчитал этот разговор сейчас неуместным, вот и всё, — хмуро ответил я ей.
— И что дальше? — Закусила она губу, выжидательно глядя на меня.
— Буду заниматься ребёнком. Участвовать в её воспитании, содержать девочку и её мать.
— И её мать? — повторила за мной жена. — Не понимаю. Зачем тебе содержать ещё и эту женщину? Она больна?
— Нет.
— Тогда зачем, Марат?
— Потому что она мать моего ребёнка, и я хочу, чтобы обе они имели комфортные условия для жизни. — Старался говорить ровно и спокойно, но этот допрос с пристрастием начал раздражать. Особенно когда Лиля попадала в яблочко.
— Ну она же не ребёнок! Работает, наверное, — выразила недовольство Лиля. — Зачем тебе обеспечивать ещё и здоровую кобылицу?
— А я не понимаю, в чём у тебя тут вопросы? И тебя бы я обеспечивал точно так же, и ребёнка.
— Да, но только я не могу родить, и поэтому ты обеспечивать собрался её!
— Лиля, — предупреждающе рыкнул я.
Она закрыла лицо руками и заплакала.
— Ты… ты уйдешь. Ты теперь уйдёшь…
Господи, как по сердцу ножом… Подошёл к ней и присел рядом, убрал её руки от лица, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Не говори глупости. И не ревнуй, — сказал я Лилии. — Дело не в том, что ты… Что у нас есть некоторые сложности. Дело в том, что этот ребёнок уже существует, и я хочу помогать дочери. Это правильно. Это моё прошлое, Лиль. Ты прекрасно понимаешь, что до встречи с тобой я не жил монахом. У каждого есть прошлое.
— Ты её любил? — спросила она, всхлипывая. — Мать девочки.
— Почему ты спрашиваешь?
— Раз у вас даже дочь родилась. Значит, любил.
— Ну, наверное, любил, — пожал я плечами. — Но теперь это в прошлом. А ребёнок навсегда, ты же понимаешь. Почему не помочь, если я могу обеспечить девочке хорошую жизнь, питание, дать образование?
Чувствую, как мне аукнутся однажды эти слова, но сейчас у меня просто язык не повернётся сказать, что да, кажется, люблю её. Даже эти две недели я был сам не свой, физически тут, а мыслями в России… И я уже не смогу не думать о Лине. Просто не смогу. Но сказать это всё прямо сейчас ей в глаза?
— И ездить, как ты догадалась, домой я теперь буду чаще.
— Ты завтра летишь к ней?
— К дочери?
— К обеим…
— К дочери, — настоял я. — Да, я лечу к ней.
— Ты купил этой женщине дом?
— Не “этой женщине”, а дочери, Лиль. Да, купил. И что?
— Ей что — негде жить или она тянет из тебя деньги, Марат? — Лиля, кажется, готова была рвать на себе волосы от невыносимой сложности этой ситуации. Её кулаки были плотно сжаты, я чувствовал, как её колотит от нервов. А я в каждом ответе просто танцую босиком на углях…
— Нет, я решил это сам. У них слишком тесный и уже очень старый дом.
— Мне кажется, ты просто её любишь, да и всё, — сжалась она в ком в кресле, обняв себя руками. — Матерям своего ребёнка из прошлого дома не покупают…
— Лиль… — Устало я сел прямо на ковре, устав сидеть возле неё на коленях. — Я очень устал. Я тебе уже всё объяснил. Давай закончим, пожалуйста.
— Ты с ней спал в этой поездке, скажи мне? — продолжала она глотать слёзы и рвать мне этим сердце. — Я же чувствовала, что ты словно чужой вернулся. Как будто тебя подменили за эти сорок восемь часов! Сторониться стал меня. Секс нам запрещён был, но ты и обнимать, и целовать меня перестал.
— Лиль!
