Телега тем временем подъехала к уже знакомому крыльцу таверны Донея, где и остановилась. Шимаэл неуклюже спрыгнул на здоровую правую ногу, а Оди тем временем всучила мужику, который их подвез, пару монет, и они расстались почти друзьями.
— Ну что, похромали? — она закинула его руку себе на плечо, хотя толку от ее помощи все равно не было никакой, и Шимаэл запрыгал к входной двери.
Внутри, как он и ожидал, обнаружилось полным-полно народу, и душный воздух по консистенции напоминал густой кисель из смеси самых разнообразных запахов, одни из которых будоражили аппетит, а другие, напротив, начисто его отшибали. Их появление не осталось незамеченным и вызвало целую волну комментариев, некоторые из которых даже заставили Шимаэла покраснеть. Должно быть, они с Оди действительно смотрелись несколько комично — хрупкая девушка в бестолковом розовом платье, волокущая на себе здорового парня в драной замызганной куртке. Шимаэлу, впрочем, было вовсе не до смеха, поскольку вывихнутая лодыжка разболелась уже не на шутку.
Приближалось время вечерней службы, и большинство присутствующих уже собирались в Храм. А потому двум несчастным довольно быстро освободили место за столиком у стены, и перед ними возник хозяин заведения, готовый исполнить любую их прихоть. Шимаэл, не разбиравшийся в особенностях местной кухни, доверил заказ блюд своей спутнице, надеясь, что набрал с собой достаточно денег, чтобы потом расплатиться. Несколько дней, проведенных на сухих пайках и консервах, не прошли для его желудка незамеченными, и тот теперь настойчиво требовал основательной сатисфакции.
Доней, кивнув, отправился на кухню, а Оди убежала в свою комнату и вскоре вернулась с небольшой сумочкой.
— Что там у тебя? — полюбопытствовал Шимаэл, вытягивая шею.
— Дорожная аптечка, — Оди вывалила на стол кучу баночек и пузырьков и, порывшись в них, отыскала тот, что ей был нужен, — снимай сапог.
— Это еще зачем?
— Мы твою ногу лечить будем или нет? — девушка нахмурилась точь-в-точь, как строгая воспитательница в детском саду, — ради чего я тебя сюда волокла, спрашивается? Давай, разувайся уже!
Морщась и кряхтя, Шимаэл медленно и осторожно стянул сапог с левой ноги, которая уже начинала опухать. Холодные пальцы Оди легко пробежались по его щиколотке, изучая повреждения.
— Просто вывих, ничего страшного, — заключила она и взяла на палец немного мази из баночки. — Сейчас обработаем, и через пару часов будешь снова отплясывать как ни в чем ни бывало.
— Я не маленький мальчик, не надо мне красивые сказки рассказывать, — проворчал Шимаэл. — Теперь как минимум неделю с палкой ковылять придется.
— Ты мне не веришь? — измазанный палец замер над его щиколоткой.
— Я знаю, что такое — вывихнуть ногу.
— Но тогда рядом не было меня с этой замечательной мазью!
— Что же в ней такого замечательного? Из чего она хоть сделана?
— Из трав и молитв, — Оди попыталась горделиво приосаниться, продолжая держать одной рукой голую ногу Шимаэла, а другую отставив в сторону, чтобы ничего мазью не испачкать. — Не забывай, я училась в Интернате!
— Боюсь, что моей лодыжке до этого нет никакого дела.
— Желаешь пари?
— Хм, какое?
— Если твоя нога к ночи не пройдет, то я уступлю тебе свою комнату.
— Заманчиво! — Шимаэл сделал вид, будто заинтересовался ее предложением, — а если пройдет?
— Тогда ты со мной потанцуешь, — Оди погрозила ему испачканным пальцем, — и не вздумай симулировать, а то и вторую ногу откручу. Я тебя мигом раскушу, даже не пытайся.
— Какое интересное пари у нас получается! Выходит, я в любом случае ничего не теряю?
— Можешь отказаться, — Оди сделала вид, что собирается вытереть руку, — но тогда потеряешь и то и другое.
— Хорошо, согласен, — поспешно выпалил Шимаэл, — давай, мажь меня своим колдовством!
Глава 14
К тому времени, как Шимаэл снова натянул сапог, появился Доней с подносом. Воспользовавшись секундным замешательством своего хозяина, желудок пилота полностью завладел инициативой и подчинил себе все его мысли. Еду, которую подавали здесь, отличали два важных достоинства — она была вкусной и обильной. Шимаэл с Оди на некоторое время отложили в сторону все разговоры и вооружились ножами и вилками.
За едой пилот, однако, не забывал и о ноге, время от времени прислушиваясь к своим ощущениям. Он по-прежнему не верил, что старания Оди дадут какой-то результат, но ее уверенность заронила сомнения в душу Шимаэла. Вначале его лодыжке было немного прохладно, но он отнес это на счет холодной мази и прохладных пальцев девушки, но вскоре понял, что его кожу действительно объял холод, да столь сильный, что нога начала неметь.
Шимаэл поделился с Оди своими наблюдениями, на что та удовлетворенно отметила, что так и должно быть. Он почти не чувствовал своей левой ступни, но, одновременно, его перестала терзать и боль. Попробовав пошевелить ногой, пилот убедился, что она по-прежнему его слушается, и немного успокоился.
Теперь, когда голод был утолен, представилась возможность еще порасспрашивать свою новую знакомую. Таверна к этому времени почти полностью опустела — все ушли на вечернюю службу, шум и гвалт стихли, и их беседе никто не мешал.
Как и большинство женщин, Оди оказалась весьма словоохотлива. Она была готова лопотать без умолку, требовалось лишь подбрасывать ей темы для разговора, точно поленья в костер, и Шимаэл, опасаясь, что рано или поздно девичий интерес переключится на его персону, усердно кивал и поддакивал. Она рассказала ему и о своей большой семье, и о родителях, так страстно желавших увидеть дочь в черном форменном плаще, и о подругах, крутивших пальцами у виска, когда она ушла из Интерната. Доней собрал у них со стола пустые тарелки и принес еще один кувшин пива для Шимаэла и бокал вина для Оди.
— Какой-то он странный сегодня, — пробормотала девушка, глядя вслед удаляющемуся трактирщику, — мрачный, напряженный, молчит все время…
— Немудрено, когда такие дела под боком творятся.
— Но вчера он таким не был!
— Да мало ли, какие заботы могут его обуревать! — раз уж представилась возможность разузнать побольше, Шимаэл постарался, чтобы беседа не сворачивала особо далеко от интересовавшего его направления. — Сложно было в Интернате учиться?
— Очень! — Оди уже знакомым движением наморщила носик, — ни тебе выходных, ни праздников. Подъем с рассветом, отбой за полночь, и так каждый день. Выживают только истовые фанатики, хорошо, если из всего набора до конца человек пять-десять дотянет.
— А сколько их было на входе?
— Каждый год в Академию принимают около двухсот человек, — Оди развела руками, — и при этом бывают случаи, когда из них до конца не доходит ни единого.
