— Так. Ты, Шим, — он ткнул пилота пальцем в грудь, — отправляешься прямиком в рубку и готовишь корабль к отлету. Из кабины — ни ногой! К передатчику даже не прикасайся. Тебе понятно?
— Вполне, — угрюмо буркнул Шимаэл.
— Хорошо. Ты, Чак, демонтируешь аппаратуру и грузишь ее в челнок. Ваня тебе помогает.
— Угу, — понуро кивнули Айван с Чаком.
— Сейра, ты… — Риккардо поджал губы, глядя на помощницу, сгорбившуюся над своей подругой, — ладно, разберись пока с Ваниной щекой, а я принесу мешок.
Глава 18
Шимаэл дождался, когда за капитаном закроется дверь, и скорчил ему вслед рожу.
— Да пошел ты, старый евнух! — выкрикнул он, хоть и не особо громко.
Уходя, Риккардо посоветовал ему пристегнуться покрепче, чтобы опять ненароком куда-нибудь не улизнуть. Да и вообще, на яд он сегодня не скупился.
Шимаэл прекрасно отдавал себе отчет, что все они угодили в крайне неприятный переплет, и он сыграл здесь далеко не последнюю роль. Но ему совсем не нравилась и уже начинала беспокоить наметившаяся тенденция сваливать всю ответственность на него. Риккардо можно было понять, его отнюдь не прельщала перспектива разогнать половину коллектива. Выходом для него явилось бы назначение одного козла отпущения, которому пришлось бы ответить за все грехи, но при этом остальную команду удалось бы сохранить.
Риккардо, как, впрочем, и любой бы другой капитан на его месте, недолюбливал демонстративную независимость и самостоятельность Шимаэла, которая постоянно действовала на нервы остальным, так что его выбор оказался предопределен.
Но не расставание с командой тяготило Шимаэла, и даже не предстоящий полет на одном корабле с непредсказуемым Айваном, который совершенно искренне считал его корнем всех бед, а кое-что другое.
В последнее время он постоянно ощущал себя человеком, который опоздал к началу представления и теперь вынужден смотреть спектакль с середины. Люди вокруг него говорили какие-то слова, вкладывая в них смысл, которого он не понимал, происходили события, связанные друг с другом неким общим замыслом, который был ему неизвестен. Это раздражало, как увлекательная и интригующая книга, из которой предыдущий читатель выдрал первые страницы, где описывалась завязка сюжета.
Обнаружившиеся пробелы настойчиво требовали заполнения.
Пальцы пилота привычно пробежались по пульту, вызывая к жизни различные системы челнока. Вспыхнули навигационные экраны, на сигнальных табло одно за другим зажглись сообщения о готовности. К окончанию погрузки главный генератор должен как раз успеть прогреться и выйти на рабочий режим. До того момента от Шимаэла никакого участия не требовалось, и он вытащил из своего рюкзака измятую пачку листов с отчетом Теодора, который до сих пор так и не удосужился прочитать. Что ж, лучше уж поздно, чем никогда.
Он быстро пролистал мимо разделы, посвященные географии, климату и прочим флорам и фаунам планеты, сразу перейдя к описанию Клисситской религии и государственного устройства.
«Клисситы — убежденные монотеисты. Они поклоняются Светлой Сиарне, Дочери Неба и Матери Жизни. Ее подробное жизнеописание приводится в каноническом Священном Писании — Книге Света (прилагается). Ее власть над миром установилась, когда она сумела хитростью заманить в ловушку своего темного брата Анрайса и заточила его в Узилище Душ. Разгневанный Бог-отец проклял ее и обрек жить на земле среди людей. То тех пор, пока Анрайс будет находиться в плену, Сиарна обречена помимо собственной воли творить темные дела, дабы соблюсти баланс. Ее свет всегда будет порождать тени, любая жизнь закончится смертью и так далее. Довлеющее над Сиарной проклятие является ее характерной особенностью, которая отличает данный культ от ему подобных, где добродетельность и непогрешимость бога часто возводится в абсолют…»
— Не вижу здесь ничего особенного, — скептически заметил Шимаэл и перевернул страницу, — призывы к Любви к Ближнему и раньше прекрасно уживались с кровавыми застенками Священной Инквизиции.
«Государственный строй Клиссы является теократией в чистом виде. Поскольку Служители Сиарны выступают как прямые проводники Ее воли, то их власть и авторитет не подвергаются даже малейшему сомнению. Отношение к ним простых людей представляет собой причудливую смесь безоглядного обожания и почти панического ужаса. Служители занимаются решением всех хозяйственных и организационных вопросов. Советники отвечают за промышленность, сельское хозяйство, строительство и прочие приземленные вещи, а Жрицы ведают церковными делами, медициной, собирают налоги и вершат суд…»
— Вот про суд, пожалуйста, поподробнее, — взгляд пилота внимательно скользил по строчкам, опасаясь упустить что-нибудь важное.
«Властные структуры имеют четкую иерархию, где нижестоящие чины полностью подотчетны тем, кто стоит над ними. Венчают эту пирамиду Верховный Советник и Верховная Жрица, обладающие почти абсолютной властью и держащие ответ непосредственно перед самой Сиарной. В принципе, общение с богиней доступно любому Служителю, вне зависимости от ранга, хотя остается неясным, что конкретно подразумевается под таким „общением“.»
Шимаэл послюнявил палец и торопливо перевернул лист… оказавшись нос к носу с навигационными таблицами.
— И это что, все?! — недоуменно нахмурился он. — Что за ерунда?! Где продолжение-то?
Он потеребил папку, в надежде, что страницы просто перепутались, но тщетно. Здесь отчет заканчивался, что выглядело в крайней степени странно и подозрительно.
Теодор всегда очень трепетно относился к написанию рапортов о своих путешествиях. Иногда даже казалось, что сей процесс представлялся ему едва ли не важнее самой экспедиции. Писал он увлеченно, но, одновременно, и весьма ответственно, и из-под его пера выходили законченные и довольно пухлые произведения, чтение которых порой могло доставить изрядное удовольствие.
В отчетах Теодора всегда соблюдалась определенная логика повествования — за перечислением раздобытых фактов следовали его предположения и догадки, призванные заполнить оставшиеся пробелы, а в конце обязательно присутствовала заключительная часть, где ученый делал предварительные выводы и строил планы дальнейших исследований.
Многие коллеги по цеху недолюбливали его работы именно из-за субъективности в оценке фактов и чрезмерного, на их взгляд, вольнодумства. Но именно эти черты делали такие документы уникальными источниками информации и давали возможность использовать их не только как снотворное.
Шимаэл слишком хорошо знал стиль Теодора, чтобы поверить в то, что тот оборвал текст просто так, прямо посреди рассмотрения столь интересной и интригующей темы. Оставить его неоконченным он не мог — ученый всегда старался писать по горячим следам, пока воспоминания еще не утратили остроту и свежесть, и не оправлялся в следующее путешествие, пока не разобрался с предыдущим. Так что отчет был явно неполным, только теперь вместо отсутствующего начала обнаружилось выдранное окончание.
