— Ничего, — сказала она. — Отпусти ее и выйди. Мне нужно с глазу на глаз переговорить.
Едва за охранником закрылась дверь, Нинель Евгеньевна перевела на меня холодный, пронзительный взгляд, в котором загорелся огонек жадности.
— Чего молчишь? — произнесла она, взвесила пухлый конверт на ладони. — Признавайся, как тебе удалось ему настолько понравиться? Неужели замухрышки нравятся больше, чем красотки? — спросила задумчиво, как будто просто подумала вслух, покачивая конверт с деньгами, смотрела на него, просто не могла отвести взгляд от денег.
— Все это ошибка. Я вообще не то имела в виду, когда просила вас дать мне возможность дополнительного заработка.
— Не то? — усмехнулась нехорошо, посмотрев в сторону смятой постели. — Не похоже!
Я вспыхнула.
— Все не так.
— Мне, откровенно говоря, плевать.
Нинель Евгеньевна погладила пальцами пухлый конверт, вытащила из него несколько тонких купюры и протянула их в мою сторону.
— Аванс, — сказала она. — Выйдешь еще раз в ночную смену, заработаешь, получишь больше.
— Что вы сказали?
— Что слышала! Я не собираюсь тебе отдавать всю сумму. Это во-первых! Во-вторых, мне нужны опрятные, чистоплотные, с виду скромные. Такие, как ты! Никто не получает сразу все. Отработаешь, покажешь себя, получишь…
— Да я… Я вообще не буду этим заниматься! Ни за что!
Я оттолкнула руку администратора с протянутыми купюрами.
— Ах ты так, дрянь? Ничего не получишь! — пригрозила администратор. — Ни за эту ночь, ни за работу горничной. А если вздумаешь в трудовую комиссию пожаловаться, я быстро тебе нарисую такую характеристику, завоешь! В ногах ползать будешь, нищебродка неблагодарная. Я тебе шанс на хороший заработок дала, вошла в положение, повелась на твою жалостливую историю. Королеву из себя корчишь? Ни копейки не получишь.
— Эти грязные деньги себе оставьте! — запальчиво произнесла я. — Отдайте мне мою зарплату за отработанное время в этом месяце, и на этом все.
— Еще чего! — Нинель Евгеньевна с довольным видом запихала конверт в карман модного пиджака. — Пошла вон, выдра помойная. Чтобы ноги твоей в отелях нашей сети не было! А если захочешь оклеветать меня перед хозяевами, я на тебя сразу все пропажи из номеров клиентов повешу. Попляшешь ты у меня…
Она говорила что-то еще, сыпала угрозами, но я уже не слушала ее, просто выбежала из номера, пронеслась вихрем по лестницам вниз, до служебных помещений.
Я быстро переоделась в свою одежду и выбежала на улицу, с пуховиком в охапку, как будто убегала с места преступления.
В глубине моей сумочке зазвонил телефон.
Я вытащила его и ответила.
— Вероника Тарасова?
— Да, это я.
— Из Пятой городской поликлиники беспокоят. Пришли анализы Тарасовой Светланы.
— Да-да, это моя мама. Что там?
Сердце застучало в висках.
Голос на том конце связи замялся.
— Лучше обсудить варианты не по телефону. Когда сможете приехать?
Я оглянулась на здание отеля, в который отныне мне был закрыт путь.
— Прямо сейчас приеду.
3
Спустя полтора часа из больницы я вышла с ощущением, как будто из груди вырвали сердце.
Пришли результаты анализов мамы. Врачи сделали совсем неутешительные выводы. Надежда на выздоровление стала совсем призрачной, близилась к нулевой отметке.
У мамы всегда были больные почки. Из-за угрозы заражения крови, полтора года назад удалили проблемную почку, улучшение было кратковременным. Нагрузка на вторую почку увеличилась, организм с каждым днем справлялся все хуже и хуже…
Мы встали на очередь для получения бесплатной услуги. Последнее время мы лишь поддерживали состояние здоровья, в надежде дотянуть до операции.
Обследования проводились регулярно. Последние анализы показали, что организм на грани истощения, и методы лечения, что применяли в больнице, уже не справлялись. Более того, врач с сожалением сказал, что если ситуация не изменится, в ближайшее время они просто выпишут маму из больницы домой.
Доживать последние дни.
Врач прямо этого не сказал, но его взгляд и поведение говорили сами за себя. Намеки были понятными и невозможно было истолковать их иначе.
Мне было больно это слышать. Ноги сразу стали ватными, глаза наполнились слезами.
Едва смогла поговорить с врачом, не отдавая себе отчет, что почти умоляла персонал больницы подарить надежду и совершить чудо, сотворить которое они были не в силах.
Я даже не нашла в себе сил, чтобы навестить маму в палате. Мое состояние было хуже некуда, я не хотела расстраивать ее унылым видом, полным отчаяния.
Я просто вывалилась из здания клиники на морозный воздух и побрела в сторону остановки, роняя слезы. Они струились по моим щекам, их подхватывал ледяной ветер, остужая.
Маршрутка запаздывала. К моменту, когда она подошла, мое лицо стало совсем холодным, я едва чувствовала пальцы ног. Но хуже всего было отчаяние, полностью затопившее меня изнутри.
Мой разум отчаянно пытался найти выход из сложной ситуации. Надежда на то, что мы дождемся своей очереди на операцию, иссякла. Денег на дорогостоящую, причем срочную операцию у меня не было.
Но неужели на этом все кончено?!
Может быть, продать квартиру?
Наша двушка никогда не была образцом элитной недвижимости, но она была просторной, светлой, на средних этажах, с косметическим ремонтом и всегда содержалась в чистоте. Хороший, чистый подъезд, спокойные соседи…
До центра всего полчаса езды, думаю, это было неплохо. Да, пожалуй, вариант был хорошим, за продажу недвижимости можно было выручить денег.
Я уже предлагала маме такой вариант, еще в самом начале болезни. По прошлым ценам мы могли бы позволить себе операцию в платной клинике, если бы продали квартиру и внесли все деньги, а оставшиеся выплачивали бы по частям, заключив договор с клиникой.
Мама отказалась. Она не хотела лишать меня своего угла и переживала за старшего брата, которого должны были освободить из-под стражи.
С той поры прошло не так много времени, но цены взлетели до небес, состояние мамы сильно ухудшилось. Боюсь, даже если удастся в кратчайшие сроки продать недвижимость, мне не удастся договориться об операции, но попробовать стоило.
Осталось лишь уговорить маму на продажу квартиры, она стояла в документах единственным собственником.
Лишь бы она согласилась…
***
На следующий день я навестила маму в больнице. С болью в груди я посмотрела на ее лицо, любимое и знакомое, до самой последней морщинки.
