– Тебе правду?
– Если можно.
– Она для них транзит, вариант перекантоваться, пересидеть, иметь время найти что-то лучше, или просто им со временем надоедает семейная жизнь. Проще так: пришёл, пожил, собрал вещи и ушёл. А женщину из своей квартиры не так просто вытолкать, ещё постараться надо. Они просто не желают создавать себе проблемы.
– Я так и думала, просто ты подтвердил мои мысли.
– А если разделить квартиру, разменять? – предлагает вариант о котором я уже неоднократно думала.
– Это моя квартира. Она принадлежала отцу ещё до брака с мамой, и уходя, он отписал её мне по дарственной.
– Стоп, – останавливает Осман. – Квартира твоя, но тебя из неё постоянно просят уйти. Я правильно понял?
– Да. – Абсурд, но всё именно так, как он говорит.
– А почему ты не попросишь уйти маму? К мужчине, с которым у неё отношения.
– Осман, она моя мама, как бы она ко мне ни относилась. Мне совесть не позволяет так сказать… Да и пробовала я – бессмысленно. – А вот ей как раз её совесть и не такое позволяет, и всё равно, что я чувствую.
– Варя, тебе двадцать семь, ты красивая, очень – это правда, ты давно могла выйти замуж и создать свою семью.
Я замолкаю. Думаю, как дать ответ на этот вопрос, не рассказывая свою историю Осману.
– Насколько я поняла из поверхностных рассказов о тебе и Камилле, у нас с тобой в жизни произошли примерно одинаково дерьмовые истории. Я не хочу замуж по той же причине, что и ты не хочешь жениться. И поверь, красота и счастье в личной жизни совершенно никак не связаны.
После Виталика смысл этого высказывания я ощутила в полной мере, потому что Владлена красотой вообще не блистала. Да что скромничать – чучело красивее. Именно тогда я поняла, что красота ничего не решает и счастливым тебя не сделает.
Даже не замечаю, когда начинают течь слёзы, тихо, совсем незаметно. Давно пора было кому-то выговориться, но этим «кто-то» неожиданно стал Осман, мужчина, которого я знаю чуть больше суток.
Может, я всхлипывала и шмыгала, но неожиданно большая ладонь ложится мне на талию и рывком притягивает к себе, бережно укладывая мою голову на широкую мужскую грудь.
– Спи, Куколка, завтра насыщенный день.
Я не сопротивляюсь. Меня окутывает невероятное ощущение безопасности и спокойствия рядом с этим большим мужчиной. С моим законным мужчиной на следующие два дня.
Осман
Утро. Так крепко спал, что даже ничего не снилось, хотя в доме деда мне всегда спится беспокойно.
Провожу рукой и понимаю, что Вари нет рядом. Только потом, чувствуя тепло где-то под боком, понимаю: она спит у меня под мышкой, свернувшись калачиком, сопит, уткнувшись носиком мне в рёбра.
Сейчас осознаю, насколько она хрупкая и маленькая, я рядом с ней, словно медведь – контраст невероятный.
А я вчера её хотел и сейчас хочу. Очень хочу.
Да здравствует утренний стояк.
И так напряжно, а тут ещё она рядом, такая тёплая и нежная, только руку протяни. Близко. Провожу пальцем по щеке, и Варя смешно морщит кукольный носик.
Думаю о том, что она вчера сказала: «Одинаково дерьмовая история…» Неужели её тоже предали, растоптали чувства, сожгли изнутри, как и меня? Такую Куколку любить нужно, оберегать, обожать, заботиться о ней… Что ж там за мудак такой был? Может, такой же, как и Рустам? Или того хуже?
А мамаша вообще трындец! Позавчера был уверен, что согласилась ехать со мной из-за денег, выгоды, награды, а после её рассказа понял, что девчонка элементарно сбежать хотела на край света от мамы и очередного нового отчима. Нет в ней меркантильных желаний, совсем.
Когда родителей не стало, мне было двенадцать, но я их хорошо помню, в отличие от Адиля и Фи. Помню отца, строгого и серьёзного, как дед, всегда собранного и делового, но, когда дело касалось нас, серьёзность исчезала, и он становился настоящим папой.
Помню маму, которая тряслась за нами, как осиновый листок, оберегая и вздрагивая, когда Фи падала и расшибала себе коленки или Адиль в очередной раз сваливался с качелей.
Я был самым старшим, но она всегда приходила перед сном в мою комнату и целовала на ночь в лоб. Не знаю, какими бы они были сейчас, но точно не такими, как мать Вари.
Нас вырастил дед, как мог, как умел, насколько имел возможность поделиться своим теплом. Но я ему безмерно благодарен, за всё, в особенности за сестру, которая выросла прям девочкой-девочкой, окружённая лаской и заботой.
Варя вчера всё поняла, умная. Лишь наблюдала, смотрела, слушала, но увидела всё то, что дед всегда желал скрыть ото всех. Она увидела нашу семью, идеальную со стороны, но внутри совершенно разрозненную и конфликтную.
Удивило, насколько быстро, одним прикосновением смогла заглушить ярость во мне, словно переключила внутри тумблер, и я потух.
Камилла всегда выводила меня на эмоции, подстёгивая горячую кровь, закалённую в боях без правил, выворачивала меня наружу и с удовольствием смотрела, как я накидывался на неё и жёстко трахал. Всегда жёстко. По-другому с ней не получалось, она по-другому не умела. Она мне не девственницей досталась, а кто её такой сделал, так и не знаю.
Но с Варькой так нельзя – другая. Если не получится сдержаться и возбуждение возьмёт своё, с этой Куколкой нужно ласково, нежно, осторожно, мелкими и тихими шагами. Но я буду держаться по максимуму. Ещё две ночи перетерпеть нужно. Всего две…
И вчера не нужно было прикасаться к ней, но она носом хлюпала, и блин, я словно на автомате потянул к себе, хотелось закрыть её и дать понять, что не все мудаки в этом мире.
Осторожно отодвигаюсь, чтобы не разбудить, и плетусь в душ решать свой стоячий вопрос.
Принимая душ, переключаюсь на ледяную воду, чтобы отпустило, и ругаюсь. Кто вообще так делает? Это кому-то помогает? Есть сомнения. Ну не рукой же вопрос решать, как малолетний подросток. Чёрт.
Ещё восьми нет, рано, Варю будить не буду. Спускаюсь в столовую, где за столом уже восседает дед с кружкой чая и булочками.
– Доброе утро! – бодрое приветствие. Настроение вполне отличное, не считая проблем с возбуждением.
– Доброе, внук, присоединяйся.
Я размещаюсь рядом с дедом там же, где и вчера. Гульнара подает кофе, поставив передо мной большую домашнюю кружку, не понимаю этих микроскопических чашечек на один глоток.
– Знаю, что вчера случилось. Рустам повёл себя, как свинья, – начинает дед.
– Рустам всегда ведёт себя, как свинья. Пора бы уже давно привыкнуть.
– Пять лет прошло. Камиллы давно нет в твоей жизни, ты его ещё не простил? – Дед откидывается на спинку высокого стула.
– Камиллы нет, а то дерьмо, что он сделал, есть. Дед, такое не прощается. Ты же понимаешь.
