— Эрин, никто не запрещает тебе вернуться. Хотя не представляю, как ты будешь работать с такой рукой. Просто подумай, стоит ли оно того?
— Для тебя бы стоило?
— К счастью, я не на твоём месте. Сама сказала.
В этот момент у Ника зазвонил видеофон. С мученическим стоном парень вытащил его из кармана, поморщился и нажал зелёную кнопку.
— Да, пап. Привет. Ага. Нет. Всё нормально. Я не пьяный. Хватит. Нормально я разговариваю. Угу. Прикольно. Да, могу. Сказал же — могу. Не опоздаю. Да, буду. Куплю. Пока. Угу.
— Очень тёплое общение, — саркастично — насколько это было возможно при хрипе — заметила я, когда блондин положил трубку.
— Мне пора. — Ник сделал вид, что не услышал моего замечания. — Я пойду на выход, а ты иди в палату и лежи. Скоро отпустит.
— Ладно.
Юргес открыл кабинку и подошёл к раковине. Начал мыть лицо, голову, шею, и только потом недоумённо огляделся.
— А сюда вообще, что ли, никто не заходит?
Я наблюдала за ним, прислонившись к стене, и только пожала плечами. У большинства пациентов палаты были оборудованы своим санузлом, а общий считался запасным.
— Подумай над моими словами, — на ходу бросил он и в мгновение ока пропал из виду. О том, что Юргес мне не привиделся, напоминала лишь хлопнувшая дверь.
Я тяжело вздохнула и поплелась к выходу, надеясь, что нас никто не видел и никаких подозрений не возникнет. Уже схватившись за ручку, внезапно почувствовала, что мне нехорошо. В последнее время головокружения мучили довольно часто, слабость тоже накатывала периодами, но такая сильная — впервые.
Понимая, что сейчас, скорее всего, потеряю сознание, я начала плавно опускаться на колени, чтобы не рухнуть замертво и не расшибить голову. Только успела облокотиться рукой о пол, как стало совсем плохо, и я обмякла на до чёртиков холодной плитке.
Глава 8
Глава 8
Голова болела страшно. Во рту разжилась сухость, а в животе плодились бабочки голода. Сквозь тяжело соображающий разум прорывались странные звуки, похожие на чужие голоса. Говорили они тихо, будто боялись разбудить, и я не стала портить им спектакль своим пробуждением.
— Миссис Шэдли, вы же всё прекрасно понимаете. Вы ничего этим не добьётесь.
— Не надо мне лапшу на уши вешать. Ваш сын едва не угробил мою дочь, — шёпотом злилась мама.
— Послушайте. Заберите заявление. И мы обойдёмся малой кровью.
— А не то что? И ко мне своего сыночка подошлёте?
— А не то мои адвокаты вас раздавят. И вы потеряете намного больше, чем можете приобрести даже на данном этапе.
— Я вас не понимаю. Говорите яснее.
— Не переживайте, ясность я внесу. Мой сын ни в чём не виноват. В компании есть камеры видеонаблюдения, они записали действия всех… участников процесса.
— Это вам не секс, не надо этих ваших скользких фразочек, — выплюнула мама.
— Миссис Шэдли, — холодным тоном оборвал её собеседник и вернулся к шёпоту, — мой сын изменил всего одну линию в плетении вашей дочери. Это была невинная шутка. Должен был получиться небольшой фейерверк. Ваша же дочь нарушила все правила безопасности. Мало того, что она не припала к полу и не накрыла голову руками, как написано в инструкции, так она ещё и схватила плетение. Это нарушение недопустимо, ни один артефактник не тронет раскалённое плетение голыми руками. О чём думала ваша дочь, мне непонятно. И о чём думаете вы, пытаясь подать на нас в суд, мне тоже неясно.
— Я пока эту вашу запись не увижу, ничего…
— Миссис Шэдли, прекратите спектакль. Я знаю, что вы уже видели запись. Вы всё прекрасно знаете. Так что я предлагаю…
— Вы хоть понимаете, что я дочь одна воспитываю! — надрывным шёпотом залилась мама. — Её отец нам не помогает! Все лекарства я сама оплачиваю, а вы думаете, мы так богато живём?! Ваш сын отправил мою дочь в больницу! Вы хоть представляете, какое это горе для матери?! У меня болит сердце! Я просто хочу, чтобы моя дочь выздоровела!
— Я прекрасно понимаю, как тяжело приходится вашему сердцу.
— Не понимаете! У меня даже к сыну-то вашему претензий нет, мне главное доченьку мою на ноги поставить…
— Заберите заявление, и мы покроем все затраты на лечение. Ну и плюс, конечно, возместим вам некоторую моральную компенсацию.
— Это всё ради моей дочери, она у меня прекрасная девочка. Ей бы только на ноги встать, только бы здоровье вернуть, понимаете?
— Мы договорились?
— Я лишь хочу, чтобы вы ответили за поступок вашего сына. Если вы сделаете это деньгами, то пусть будет так.
— Мы договорились?
— Угу.
— Чтобы к вечеру никакого заявления в полиции не было. И да… в криворукости вашей дочери мой сын не виноват.
— А это уже Бог рассудит!
Они завозились, ещё что-то сказали друг другу, а спустя несколько секунд входная дверь с шипением отъехала в сторону и выпустила случайного посетителя.
— Мам? Кто это был? — хрипло выдавила я.
— Эрин? — Мама вскочила на ноги, даже не успев опустить попу в кресло. — Ты проснулась?
— Кто это был?
— А что, бойкот кончился? Теперь ты решила со мной разговаривать?
— Мам…
— Тише-тише, девочка, тебе ещё нельзя говорить.
— Можно уже, мам. Хватит. Кто приходил?
— Какой-то мужчина, который чеки выписывает. За операцию и за лекарства… там сумма накапала.
— Ясно.
— Но ты не переживай! Всё будет хорошо! Мы и не из таких ситуаций вылезали. Ничего. Справимся. Вот твой отец меня одну с ребёнком на руках оставил, а я выкарабкалась. И ты выкарабкаешься.
— Да, — бесцветно выдавила я.
— Кстати, тут какой-то рыженький парень приходил. Сказал, что он твой молодой человек.
— Так и сказал? — поперхнулась.
— Ты почему утаила, что у тебя появился мальчик?! Я же твоя мама. Я думала, мы подруги и всем друг с другом делимся. А тут выясняется, что ты к отцу в фирму бегаешь, артефакты какие-то делаешь. Ещё и парня завела. Он из этой фирмы?!
— Нет. Он просто друг.
— Мы с тобой ещё это обсудим! Я, конечно, посмотрела на него, но это совершенно что-то дикое, Эрин. Мальчик без работы, без образования, что ты собралась с ним делать? Детей?
— Мам… не начинай…
— Нет, я, конечно, всё понимаю, любовь… гормоны… но ты должна думать о своём будущем. Вот ты в больнице, а чем он тебе поможет? Он деньги, что ли, давать будет?
— Где он?
— Я его не пустила. Какое! Тебе сейчас нужно лежать, отдыхать. К тому же разговаривать ещё нельзя в полную силу, потом наговоритесь!
