— Нам нужен отдых…
— Если вы не выполните приказ, то вернетесь на зону!!
— Куда?
— Я вас в тюрьме сгною!! Бегом назад!! Я приказываю!!
— Почетное звание феерического дурака остается за тобой…
— Приказ!! Выполнять!!
И тут снова во всей своей красе проявилась наша боевая сплоченность и нерушимая дружба. Не сговариваясь, мы все одновременно набрали воздуха в легкие и идеально синхронно, чему позавидовал бы хор Турецкого, выпалили:
— Да! Пошел! Ты! На *уй!!!
На последней ноте этого прекрасного аккорда я отключил связь, и тут как будто небеса разверзлись от нашей дерзости: по глухой пустыне разнеслись отчетливые звуки выстрелов.
Глава 15
Я уже говорил, что бойцы спецназа — что-то вроде подопытных собак академика Павлова, надрюченные на какие-то внешние раздражители. Для нас таким безусловным раздражителем были звуки стрельбы. Из миллионов известных на земле звуков этот звук для нас был самым ярким раздражителем. На него мы реагировали: а). в любое время суток; б). в любом состоянии; в). немедленно; г). единообразно.
Едва стрельба донеслась до нас, мы присели на одно колено и повернули головы в сторону пологой горы, изрезанной оврагами и эрозиями, по которым весной стекают ручьи. Нервный разговор с Фроловым мы сразу забыли напрочь. Никто из нас не отреагировал на настойчивые повторные звонки. Не было ничего важнее и интереснее стрельбы.
Стреляли не по нам — это мы поняли сразу. То, что стреляют по тебе, определяешь по взбитым фонтанчикам пыли вокруг, либо по специфическому свисту, либо по визгу рикошета. Можно определить еще и по боли и пятнам крови на своем теле, но это не лучший способ.
Через мгновение мы уже лежали ничком на земле, заворожено глядя на склон горы, вниз по которому, поднимая за собой пыль, стремительно несся человек в песочном костюме. Он петлял как заяц, меняя направления, спотыкался, катился кубарем, снова вскакивал и продолжал бежать. На сглаженной вершине горы во весь рост стояли двое и били длинными очередями из пулемета по беглецу.
Самое интересное, что беглец мчался в нашу сторону, тем самым постепенно переводя пулеметный огонь на нас. Нас пока еще никто не мог видеть, мы заняли хорошие позиции, откуда весь этот мини-театр боевых действий был как на ладони. Я ждал, чтобы ситуация хотя бы чуть-чуть прояснилось. По большому счету нам не было никакого дела до двух дерущихся между собой сторон. У нас была своя задача, за выполнение которой отвечали и честью, и головой. Но в то же время мы оставались мужчинами, которым не чуждо все земное, в том числе готовность помочь своему ближнему, помочь слабому, защитить того, кто нуждался в помощи. Конечно, проявление этих качеств во время выполнения спецзадания иногда ставило нас на грань полного провала, мы много раз получали по шапке от командования за подобную «левую» инициативу. Но разве можно не отреагировать, если рядом с нами творится явное беззаконие или даже банальное хулиганство? Мужики мы или кто? Вот самый свежий пример: весной мы брали террориста Ильхана вместе с его головорезами. ФСБ выслеживало его несколько лет. Всю операцию продумали до мелочей. Нам просто мозги вынесли инструктажами — очень боялись его спугнуть. Руководство решило брать бандита на выходе из супермаркета, куда тот зарулил вместе со своими боевиками за халяльной бараниной. Смоле и Удалому, переодетых в грузчиков, поручили крутиться неподалеку от бандитов в торговом зале, контролировать ситуацию. Все сначала шло как надо. Ильхан шел между стеллажей, выбирая товар, за ним с тележкой следовал телохранитель. И надо же такому случиться — главарь задел плечом девушку, которой не посчастливилось оказаться рядом. Девушка сделала вполне резонное замечание: «Молодой человек, аккуратнее можно?» Как кавказцы реагируют на подобные реплики — всем давно известно. Ильхан молча развернулся и влепил девушки пощечину, от которой несчастная рухнула на пол. Смола, который в двух шагах от них выставлял на полки товар, сдержать себя не смог, хотя, по его заверениям, предпринимал титанические силы. Бросив коробки с чаем на пол, он подошел к Ильхану и мощным ударом в челюсть кинул его на пол.
Руководители, которые следили за операцией по мониторам, вмиг поседели. Все были уверены, что операция провалена, причем, с позорным треском, с лишением званий, регалий и прочих заслуг перед родиной. Они были почты правы — начнись в торговом зале стрельба, полегло бы множество ни в чем не повинных людей. И пролилось бы море крови, если бы не стремительная и безупречная реакция наших ребят. Телохранитель, разумеется, тотчас достал пистолет, но Смола опередил его и точным выстрелом вышиб мозги. Ильхан к этому мгновению успел подняться на ноги и вытащить свою пушку. Он непременно уложил бы Смолу, а вслед за ним еще кучу народа, если бы Удалой не прыгнул на стоящий рядом стеллаж с крупами и сахаром. Под его тяжестью трехметровый стеллаж повалился на террориста, завалив его, словно оползень, сыпучими продуктами. Еще двух боевиков я обезвредил на выходе из супермаркет. Ильхана откопали и благополучно судили. Смолу одновременно, в один день, наградили и объявили выговор.
Это я к чему? К тому, что не по нашим правилам не вмешиваться в происходящее рядом насилие. Нам бывает трудно сходу определить, чью сторону занять, но вмешаться в разборки всегда считаем за честь.
Бойцы поглядывали на меня, мол, не пора ли заявить о себе ударной огневой атакой? Я следил за происходящим в прицел. С гребня огонь вели два типичных моджахеда — бородатые дядьки в полосатых чалмах, крест-накрест перетянутые пулеметными лентами. Один из них стрелял с бедра из «калаша», а второй, чуть откинувшись назад, поливал длинными очередями из пулемета. Человек, который от них удирал, закладывал крутые виражи уже из последних сил. Его ноги увязали в сухом плывущем песке, колени сгибались, а пули ложились все ближе. Я не мог отчетливо рассмотреть его лицо, но не было сомнений в том, что на нем американское обмундирование. Точнее, его базовая часть — штаны и куртка. Ни каски, ни броника, ни раскладки, не говоря уже об оружии.
Долго думать над тем, за кого заступиться, я не стал. Выбор был очевиден. Во-первых, априори мы всегда сочувствуем солдатам — своим коллегам по оружию, какую бы страну они не представляли. А во-вторых, когда двое с оружием расстреливают одного безоружного — это уже не честный поединок, а тупое мочилово. Такие приемы мы с детства не переносим. Потому мои бойцы как само собой разумеющееся восприняли мой негромкий и спокойный приказ:
— По духам, одиночными, огонь…
Мы дали залп. Смола и Остап сразу же кинулись перебежками вперед, заняли новые позиции. Духи рухнули, как подкошенные. Но вряд ли мы так удачно положили обоих первыми выстрелами. Расстояние до них — почти километр, на такой дистанции даже снайперский выстрел Удалого имеет немного шансов. Я не ошибся — духи всего лишь залегли, затаились и через мгновение открыли ответный огонь — на этот раз уже по нам. Пулемет мощно взрыхлил землю рядом со мной, обжег лицо осколками камней. Я перекатился в сторону, распластался на дне неглубокой промоины. Удалой бил редкими, выверенными ударами, но оба ствола на горе строчили не замолкая.
