Последнюю фразу генерал произнес столь убедительно и умиротворенно, что я даже ярко представил себе, как он будет это делать.
— Ваша задача, майор, совершить эту самую «производственную аварию». Во благо нашей родины и ее процветания. Вся надежда на вас…
«Сейчас он меня обнимет», — подумал я.
Генерал шагнул ко мне и обнял.
Глава 5
Самолетная рампа захлопнулась за мной, как крышка гроба. Несколько мгновений, пока мои глаза привыкали к сумеркам, я ничего не видел. Моторы взревели, самолет начал выруливать на взлетную полосу, внутри отсека все заскрежетало и заскрипело. Я ухватился за такелажную веревку и, держась за нее, добрался до скамейки, на которой сидели мои бойцы.
Вот тут и начались непонятки.
Троих я, конечно, сразу узнал. Это были контрактники из моего десантного батальона — сержанты Удальцов («Удалой»), Остапенко («Остап») и Смолин («Смола»). Все одеты в «гражданку», в джинсы и футболки. Пляжники, а не бойцы!
Четвертого бойца (одет в песочный костюм, стилизованный под «Camel» с безрукавкой) я видел первый раз в жизни. Едва я сел на скамейку рядом с ними, как самолет пошел на взлет, и бойцы дружно качнулись в мою сторону, а незнакомец, безуспешно пытаясь схватиться за воздух, чувствительно толкнул меня своим мосластым боком. Я подумал, что ребра у него сделаны из железа, да еще и заточены, как кинжалы.
— Вы кто? — спросил я у него.
— Командир взвода Игорь Фролов, — представился он таким тоном, будто был Дмитрием Анатольевичем Медведевым.
— Какого взвода? Первый раз вас вижу.
— А я не из десантуры, — с нотками пренебрежения, как мне показалось, ответил он. — Я из службы специальной связи ФСО. Надеюсь, вы знаете, что это такое?
— А вы что… летите с нами?
— Правильнее сказать, что мы все летим в одно место.
— Значит, вы тоже будете десантироваться? — на всякий случай уточнил я. Вдруг этот парень сопровождает правительственную почту и к нашей операции не имеет никакого отношения, а буду выталкивать его из самолета с парашютом.
— Да.
— Вас инструктировали? Вы знаете, что мы должны сделать?
— Конечно.
— И даже проходили подготовку по диверсионно-подрывному делу и прыгали с парашютом?
Командир взвода из службы специальной связи ФСО уже не скрывал своего высокомерия.
— Глупые вопросы, — ответил он. — Позаботьтесь лучше о том, чтобы ваши люди вели себя адекватно и не провалили задание!
Меня как холодной водой окатили. Вот это заявочки!
Я кинул взгляд на своих бойцов. Они прекрасно слышали наш разговор, но с каменными лицами занимались собой: Удальцов обрабатывал маникюрной пилочкой ногти, Остапенко жевал жвачку и смотрел в потолок, а Смолин делал вид, что читает книгу. Все ждали моей реакции. Я так думаю, что они уже пообщались с этим типом из Федеральной Службы Охраны, и свои выводы сделали. Удивляюсь, что этого самоуверенного Фролова они не выкинули из самолета, когда рампа еще была опущена.
Надеясь, что это все-таки ошибка или недоразумение, я пересчитал парашютные сумки, сложенные под скамейкой напротив. Пять. И нас пятеро. Значит, этот тип точно прыгнет с нами.
Я, как пьяный, держась за перегородки, вломился в пилотскую кабину.
Самолет только оторвался от взлетки и, круто набирая высоту, начал поворот на курс.
— Парни, мне надо срочно связаться с землей! У нас на борту посторонний!
— «Молния-50», после взлета, 110 метров занял, прошу разрешить правый разворот, — произнес командир корабля. Он разговаривал с диспетчером и переводил быстрый взгляд с прибора на прибор.
Я понял, что пока самолет не ляжет на курс и не займет свой эшелон, командир по отношению ко мне будет глух и слеп. Безопасность полета была для него важнее, чем какой-то посторонний пассажир.
Я крепко взялся за плечо второго пилота.
— Мне надо связаться с диспетчером!
— Это невозможно! — крикнул второй пилот. — У нас жесткая инструкция. Четверых пассажиров привезли на посадку по спецпропускам… Контролировал комендант и руководитель полетов! Посторонних тут быть не может!
Я чертыхнулся и пошел в отсек. Кондратьев обещал, что со мной будут четверо моих парней. Я никогда не ходил на задания с незнакомыми людьми. На любые, а тем более особо важные операции, я отправлялся исключительно с проверенными бойцами. Незнакомый боец — это хуже кота в мешке. Он не работал в нашей группе, он не тренировался с нами во взаимодействии, он не проходил психологическую подготовку по совместимости. Да и мы не знаем его возможностей и способностей.
У входа в отсек передо мной выросла рослая фигура Остапенко. Редко когда я видел этого могучего флегмата столь озабоченным.
— Командир, что это еще за чмо? — спросил он, хмуря брови и перекатывая за щекой жвачку.
— Не знаю. Откуда он взялся?
— Его привезли к самолету на отдельной машине. Мы думали, ты в курсе. Удалой намерен запереть его в сортире и десантироваться без него. Смола предлагает набить морду. А я…
— Отставить, — сказал я. — Вам только дай волю, вы кому угодно в сортире морду набьете… Кстати, я не вижу снаряжения!
— Мы тоже удивились. Спрашивали у коменданта, тот пожимал плечами, говорил, что не в курсе. Только парашюты и больше ничего — ни «стволов», ни ножей, ни компасов, ни сухпая… Мы вообще в какой район прыгаем? Кундуз? Баглан? Наманган?
— Руководство считает, что нам об этом знать не обязательно.
— Если на Гиндукуш или Памир, то в таком виде мы быстро превратимся в свежезамороженные блинчики с мясом…
— Могу тебя успокоить, мы можем и не дожить до приземления. Ребятам передай, чтобы не сводили глаз с этого типа. Не исключено, что у него оружие под футболкой.
— С чего ты взял?
— Когда самолет качнуло, он ко мне прижался, и я почувствовал.
— Так у него с собой еще безрукавка с карманами, набитыми невесть чем. Надо бы обыскать…
— При Кондратьеве таких сюрпризов не было, — вслух подумал я.
Остап не понял, что значило «при Кондратьеве», но я не стал рассказывать подробности сегодняшнего утра и вернулся на свое место у иллюминатора. Может быть, этот офицер из ФСО — нормальный спец, приданный нам в помощь, а многие непонятки нужно объяснить новым стилем нового руководства. Во всяком случае, в ближайшие часы все должно было определиться.
Глава 6
Самолет занял нужный эшелон и теперь молотил лопастями разреженный воздух на высоте девять тысяч километров. Под нами проплывал юг России. Каждый из нас занимался своим делом. Мое любимое дело во время вынужденного безделья — это толочь воду в ступе. Скверная привычка, но избавиться от нее я не в силах. Вот сижу, уставившись в одну точку, и жонглирую обрывками мыслей:
