Люди быстро образовали широкий круг, в центр которого вышли двое бойцов и сходу принялись кружить по импровизированной арене. Наконец один из них сделал первый выпад мечом и завязался бой. Оба наносили друг другу удары, которые изредка достигали цели, но чаще блокировались щитом, или реже – своим мечом.
При каждом попадании толпа взрывалась возгласами одобрения. В какой-то момент я сам, невольно, стал вслух, вместе со всеми, подбадривать сражающихся. Мёд ударял в голову, и я не был уверен сколько уже выпил. Мне казалось, что я обновлял кружку несколько раз, но сколько бы я не отпивал, мёда в ней всё равно оставалось много, словно она вмещала в себя гораздо больше, чем могло показаться.
Бойцы, тем временем, закончили сражение. Как я понял, победу присудили тому, кто первый атаковал. Хотя я, если честно, не заметил, чтобы кто-то из них мог считаться победителем: бились совершенно на равных. Затем вышло ещё двое бойцов. Эти сражались аккуратнее, не бросаясь друг на друга и не колотя ударами как первая пара. Их рисунок боя уже прослеживался. Тот, что повыше ростом старался сохранить дистанцию и делал всё, чтобы не подпустить второго к себе. Его оппонент, проигрывая в росте, старался компенсировать этот недостаток ловкостью и постоянно искал бреши в обороне, стараясь сократить дистанцию с разных сторон. В какой-то момент он, покружив немного вокруг своего противника, резко кинулся вперёд, выставив перед собой щит, словно таран. Высокий боец, готовившийся к очередной хитрой уловке, не ожидал подобного и, растерявшись, принялся резко отступать.
В этот момент меня кто-то мягко потянул за локоть. Я обернулся и увидел перед собой довольно крепкого мужчину, одетого в тёмную мантию с капюшоном, откинутым в данный момент на плечи, обнажив гладко выбритую лысую голову. На вид ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, и, наверное, даже лет шестьдесят, что совершенно сбивало с толку. Отчасти потому, что его вполне крепкое и на вид молодое тело никак не ассоциировалось с глазами, которые принадлежали словно глубокому старику.
– Вам нравится у нас? – спросил он совершенно просто, словно мы знакомы с ним уже очень давно.
– Да, спасибо, – улыбнулся в ответ я, – смотрю вот за поединком, интересно.
Слова давались немного тяжело, этот мёд был поистине удивительным напитком.
– Они сражаются во славу Одина, – мой собеседник смотрел на арену так, словно видел подобное уже много-много раз, – для них это не просто поединок, они не выясняют кто сильнее и не пытаются развлечь публику.
– Да, понимаю, – кивнул я, хотя ничего, естественно, не понял.
– Вряд ли, – спокойно ответил незнакомец, продолжая наблюдать за боем, – вы не верите в богов и пришли сюда просто развлечься.
Удивительно, но я напрягся от его слов совсем чуть-чуть, словно понимал, что где-то тут рядом объяснение, но пока не получается сообразить где. Для ясности ума я сделал ещё несколько глотков.
– Ну да, понимаю, – тупо повторил я, – если я вас обидел – прошу меня извинить.
– Я приму ваши извинения, если ответите мне честно на пару вопросов.
– Ладно, – я кивнул в ответ и вновь приложился к кружке. Раз уж ему так хочется поболтать, для разговора мне понадобится обновить сосуд.
В этот момент высокий боец упал, и толпа радостно приветствовала победителя. Далее на арену вновь вышел первый воин, победивший в прошлом сражении, а с ним боец из дружины Берунова. Но вместо того, чтобы занять позиции, они крепко пожали друг другу руки и принялись ждать кого-то. Секунд через десять, под одобрительные крики толпы, на арену ступил сам Олег. В отличие от других бойцов, он не производил впечатление средневекового рыцаря, хоть и был соответствующе одет и экипирован. Он двигался будто боец смешанных единоборств, странным образом оказавшийся в этой обстановке.
Словно пританцовывая, он начал двигаться по широкой дуге, держа обоих оппонентов в поле зрения. Люди понемногу расступились, давая ему больше пространства для манёвра. Парни осторожно двинулись к нему, но нападать не спешили. Вместо этого, они, наоборот, стали расходиться, пытаясь обойти Олега с двух сторон. Бывший военный не дал им этого сделать и атаковал первый. Вмиг от этого, казалось бы, расслабленного и пританцовывающего человека не осталось и следа. Он атаковал словно кобра: быстро, стремительно. Нанеся серию ударов и сведя оппонентов на одной линии, он слегка отступил, а затем резко атаковал с другого фланга.
– Что вы поменяли бы в этом мире, будь у вас такая возможность? – наконец спросил мужчина, – только ответьте честно и искренне, как обещали.
Я задумался над ответом, однако ничего толкового в голову не пришло. Что бы я поменял в своей жизни? На этот вопрос я ещё был готов ответить, а что бы я хотел поменять в мире? Даже когда в школе, в начальных классах, нам задавали похожие вопросы, то в отличие от одноклассников, желавших «чтобы не было войны», «мира во всём мире» и прочее, я пожелал новую приставку и богатый дом как в «Санта Барбаре».
– Не знаю, – честно сознался я, – думаю, что для этого мира нет какого-то универсального решения, чтобы сделать его лучше.
– Смелый ответ, – кивнул головой мой собеседник, – не каждый готов сознаться в личном эгоизме.
Борисов, в этот момент, ловко увернулся от атаки, после чего неуловимым броском скользнул за спину атакующему. Резким движением он повалил бойца назад и обозначил добивание мечом. Толпа одобрительно загудела, Олег остался со вторым противником один на один.
– Даже не станете убеждать меня в обратном?
– А зачем? – мужчина, как будто, искренне удивился. – Я думаю, что появись у вас абсолютная власть на пять минут, вы улучшили бы свою жизнь насколько смогли.
Разговор начинал напрягать меня. Кто этот человек? Почему он задаёт такие вопросы и, главное, почему я отвечаю на них? Он словно читает меня. Залпом осушив остаток мёда в кружке, я решил дерзнуть в ответ.
– А у меня тоже есть вопросы. Вот если ваши боги такие древние и крутые, почему миром правят христианство и ислам?
– А они им правят? – Спокойно переспросил незнакомец.
– Ну… – вопрос слегка поставил меня в тупик, – Эти религии давно царят на земле, большинство придерживается именно их. Вот даже ваша община: вы же лишь недавно образовались. Язычество ведь много веков как мертво.
– Ты весьма лихо делишь одних и тех же богов на наше язычество, христианство и ислам, хотя не понимаешь, что последние два есть суть одно и то же, неважно как люди их интерпретируют. И тот Бог, о котором ты мне говоришь, раньше был частью нашего пантеона, – глаза говорящего хищно блеснули, – это потом ему придумали другую легенду, но мы всё помним.
– А знаете, даже если это всё правда, то какой вам смысл молиться этим старым богам? Это, конечно, очень красиво и загадочно, но ведь выходит, что бывший соратник победил их. Они мертвы!
– И почему же ты не думаешь, что они до сих пор живут среди нас?
