Хорь глубокомысленно кивал.
Старик поправил бороду, обмотал вокруг руки.
– То ли дело у нас, все натурпродукт. От такого только поправляется здоровье. – Он подозрительно глянул на кусок мяса, который держала Аглая. Та икнула и протянула кусок старику.
– Хлебца бы и водицы, всухомятку только желудок портить.
Ника протянула старику кружку с кипяченой водой и краюху хлеба. Тот отломил кусок, нарезал на него ломтями мясо, вытянул короткие ноги к костру и, привалившись поудобнее к пню, начал уплетать припасы.
– Оно у костерка да в такую тихую ночь дивно хорошо. Жаль только, речка рядом. Вы здесь остановиться собрались?
Ника вытаращила глаза:
– Куда ж на ночь глядя! Конечно, здесь. Мы устали, а малахольный наш совсем, – она злобно посмотрела в сторону дерева, где лежал «малахольный», – в остром приступе неадеквата.
Старик перестал жевать, косо глянул на Тимира, сощурил глаза. Потом его лицо расслабилось, он сунул очередной кусок в рот.
– Этот очухается, и рассвет не поднимется, как очухается. Молодой, сила есть…
– Ума не надо, – шепотом перебила Ника.
Старик чуть не подавился, покачал головой:
– И все-таки ты злая.
– Зато Тимир – доброта душевная! – Ника сломала ветку, кинула в костер. Тот полыхнул рыжими искрами, тут же проглоченными тьмой ночи.
– Душевная не душевная, а парень он не злой. Это у него от силы темной крышу немного сносит, а так милейший человек.
Хорь в руках Аглаи несогласно фыркнул. Ника, солидарная со зверьком, кивнула, меряя старика взглядом: маленький, щупленький, как только бороду волочит. А туда же – злая. Она им что, на мозоль больную наступила или последнюю краюху уволокла?
– Зря вы так, – вступилась Аглая. – Ника не злая. Ей обидно… – Она вздохнула. – Да и мне не весело.
Старик вытер руки о кафтан, поднялся. Напрочь игнорируя Нику, поклонился Аглае:
– Представиться-то я и забыл. Зовут меня Тихон. Я…
– Ты карлик! – догадливо в спину рявкнула Ника.
Старик покрылся багровыми пятнами. Хорь чихнул. И даже Тимир пошевелился, плечи его снова затряслись.
– Домовой я! – сверкая глазищами, прохрипел старик.
– О как! Это тот, который дом и жильцов от скверны всякой хранит? – присвистнула Ника.
– Он самый! – челюсть старика заходила ходуном.
– А к нам зачем пожаловали, господин хороший, домовой? – обламывая ветки с сука, спокойно поинтересовалась Ника. – Никак тоже помогать от скверны, пакостей и беды лихой?
– Вредная ты девка, – погрозил ей старик кулаком. – Я от беды лихой в лесу сберечь не могу. Я домовой, а не лесной! Вот в доме я силу имею, в своем доме. А в лесу я силу отколь возьму?
– А здесь зачем?
– Так девчата молодые, одни в глуши. Мало ли чего.
– Значит, с нами пойдешь? – сощурилась Ника.
– С вами. – Тихон смотрел на нее подозрительно, чувствуя подвох в вопросе.
Ника удовлетворенно кивнула, подняла с земли ножичек и бросила к ногам старика. Тот побледнел, догадываясь, подхватил бороду, закинул за плечо.
– Даже не думай!
– Так ты волосенками все листья и сучья соберешь! А если за пень какой зацепишься? Там мы тебя и оставим, будешь не домовой, а пеневой.
Тихон, покрепче прижимая бороду, бросился за куст. Хорь трясся от смеха, прикрывая лапами рот. Тимир хохотал в голос.
– А ведь права она, старик!
– И не думайте! – из-за куста провозгласил домовой.
– Значит, ты не с нами! – подвела итог Ника. – Думаешь, возиться будем? Не будем.
Аглая погрозила ей пальцем.
– Хватит! – прикрикнула на Тимира. Поднялась, взяла нож в руки. Как бы там ни было, а Ника и верно права.
– Брось нож! – взвизгнул домовой, выглядывая из-за ветвей.
Аглая развела руками, приближаясь. Старик всхлипнул:
– Ты хоть по локоть-то оставь, что ж я за домовой без бороды?
Аглая кивнула. Старик сокрушенно опустил голову, вышел и закатил глаза.
– Вот и все! А ты боялся. И даже лучше тебе так! – увещевала Аглая, направляясь с прядью бороды к костру. Тихон кинулся следом, смахивая со щек слезу, подпрыгнул, выхватил бороду и сунул ее в глубокий карман кафтана.
– Мое! – И тут же сел, отвернувшись от всех.
Ника подошла, похлопала Тихона по плечу:
– Борода не рука, отрастишь.
Он посмотрел на нее обиженно, хлюпнул носом, подобрал брошенный кусок хлеба, стряхнул с него землю и начал жевать.
– Тимиру еды отнеси, – толкнула Нику Аглая. Та кивнула, взяла нарезанный бутерброд и направилась к Тимиру. От хлеба он отказался, съел мясо, запил кипятком и снова, закутавшись, отвернулся.
– Слышь, Тихон. – Ника вернулась к костру, присела рядом со стариком. – А домовые спят?
Он пожал плечами.
– Сколько помню, все бодрствую. – Погладив остриженную бороду, он тяжко вздохнул.
– Вот и хорошо, – тут же кивнула Ника. – Значит, сторожить будешь, да за костром смотри.
– Это мы можем. Костер, он что в лесу, что в печи, одно слово – огонь. – Старик взял ветку, дунул, та осыпалась ровными прутиками.
Глаза Ники расширились. Она быстро глянула на Аглаю, та только вздохнула. Чему уже удивляться? Здесь и хори кулаком погрозить могут, и старики домовыми оказываются.
– Вот видишь, и в лесу от тебя польза.
Старик зарделся. Посмотрел на Нику снисходительно. Может, и не такая плохая девка.
– А мы, пожалуй, спать, – демонстративно зевнула Ника. Достала из сумы плащ, отошла на пару шагов от костра, начала расстилать. – И как на сырую землю укладываться, – простонала, подкладывая под голову руки. Старик фыркнул. Аглая достала свой плащ, покрутилась, устраиваясь поудобнее. Тихон подошел, щелкнул пальцами. Трава под Аглаей стала мягкая, как перина.
– А Нике?
Старик насупился.
– Не злая она…
Тихон вздохнул и щелкнул пальцами.
– Ох ты ж! Это как так? – Ника оглянулась, ее взгляд встретился со стариковским. Она хмыкнула. Потом улыбнулась, подмигнула: – Спасибо… Тихон.
Ворочалась Аглая долго, раскачивал над головой ветвями темный лес. Ни одной звезды сквозь сучья не видно. Только костерок трещит да старик домовой разговаривает. Поначалу решила – сам с собой, но услышала в ответ тихий писк – с хорьком! Странный мир, дикий и… волшебный. Только волшебство жуткое. С мерцающими тьмой глазами. Со зловещими байками и пугающими напутствиями…
