Она не увидела прохожего.
– Идем! – горячий шепот Игната.
Высокие перила, комната. На мягкую кровать она опустилась сама. Перед глазами мелькнули стыдливо прикрывающие лунный диск занавеси.
– Ты со мной! – тяжелым, прерывающимся от желания голосом. Она выгнулась навстречу. Руки торопливо скользнули под одежду, срывая ее с тела Аглаи. Ладонь сжала грудь. Аглая тихо застонала, запустила пальцы в густые темные волосы.
– Аля!
Его рука опустилась ниже, начала гладить живот, и снова вниз.
Аглая испустила судорожный выдох.
Щека коснулась щеки, губы искали ответ и находили его, язык проникал так глубоко, что становилось трудно дышать.
– Как же ты был мне нужен, Игнат, – проваливаясь в надвигающуюся волну наслаждения.
– Я с тобой! – дрожащий от желания голос.
Хмель отпускал тяжело. В голове продолжали бродить опьяняющие разум пузырьки, отчего клонило ко сну. Но стоило прикрыть глаза, как мир начинал вертеться дикой каруселью.
«И чего я так напилась?»
Аглая куталась в простыню, спиной опираясь на сидевшего позади Игната. Он одной рукой прижимал ее к себе, другой гладил растрепанные волосы.
– Тебе было хорошо?
– Хорошо! – эхом по маленькой комнатке.
И тут же набатом в голове боль. На душе заскребли кошки, как будто сотворила нечто постыдное. А что она сделала? Уж не маленькая вроде. Да и с собственным парнем. Но все равно скребет. Он жив! Но почему он не пошел искать ее? Что случилось со Стасом? Они же были вместе. Хватит! Она не будет о том думать, не станет омрачать радость встречи. А с чего она решила, что его ответы омрачат ее радость?
Ну вот, как рукой сняло то желанное удовольствие, что владело ею еще минуту назад. Тревога, да такая, что сердце сжалось. А ведь ей и правда очень не хватало его в лесу, когда было ох как страшно. И в Древе перед бесами как же она хотела, чтобы он был там и защитил. А теперь он здесь, живой. А радость пропала вместе с вопросом: «Тебе хорошо?» Нет! Ей плохо, ей все время, с тех пор как они попали сюда, плохо. А его не было. Он был здесь – счастливый и довольный. И по всему видно, даже здесь пользовался успехом! И ей отчего-то разом стало одиноко рядом с ним. И сердце защемило.
Хмель отпускает.
А ведь ее уже друзья потеряли… Друзья? Теперь она друзьями считает бородатого домового, пушистого хоря, темного жреца и даже Нику, так не похожую на саму себя. Вот только сил оттолкнуть Игната, одеться и уйти нет. Да и желания тоже. Куда она пойдет? К Обители? И снова они будут ночевать в лесу у коряг, в сырости. Смотреть в глаза смерти и нежити, может, и кому похуже. По их следу будут идти соглядатаи, а они будут шарахаться и бояться.
У Игната все по-другому – радость и беззаботность даже в этом страшном мире. Буквально вечером она завидовала жителям Мирного, а теперь у нее есть возможность и самой так жить.
Она взяла руку Игната, поднесла к губам, поцеловала. Он ловко повернул Аглаю к себе лицом. Она обняла его, тесно прижимаясь к горячему телу, скользнула губами по шее, отпустила прикрывающую ее наготу простыню, та легко слетела на кровать. Игнат сильнее притянул Аглаю к себе. Губы скользнули к ее губам. Рука прошлась по изогнутому телу. Аглая тихо выдохнула и, прижавшись к Игнату, ответила на его поцелуй…
Староста поселка не спал. Стоял недалеко от лавки Горьяна. Чужаки были внутри. Староста видел, как один, высокий парень с косой до пояса (где это видано – парень с косой?), ходил по лавке из угла в угол. Нервничал. Староста и сам нервничал. С тех пор как в его дом пришла мельникова дочь, ему разве что и оставалось нервничать. Не верить ей он не мог, та за просто так говорить не будет. У нее глаз зоркий. Девка-ведьма у них в Мирном. А ведь они предупреждены были.
А сейчас и сам начальник Китаровой стражи к ним приехал. Неспроста! Чуял, что ведьма здесь пройдет. Да и как иначе, другого поселения между Севером и Востоком нет. Староста паренька-стража к ним отправил. Да тот до сих пор не вернулся. Потому и стоит здесь староста. О нраве нового военачальника наслышан от прохожих из далеких селений. Как поговаривали, деревеньку, откуда ведьма путь начала, под корень выжгли. А Древ! Там вроде бесы на след вышли, а взять не смогли, так и тех, кто из соглядатаев жив остался, прямо в Древе обратно в ад отправили, а хозяйку, что на постой ведьму пустила, повесили. А ведь он ее знавал. Хорошей бабой была Данка. И умной. Ох, как нехорошо выходило. Не оплошать бы. Мирное давно под хладовским крылышком темным обитает, оттого к ним и нечисть не забредает. И чего это хлопец не возвращается? Уж привел бы соглядатаев да начальничка. Им-то, наверное, лучше знать, что с ведьмой делать. И уж солнце зашло, темень, все небо тучами затянуто, ни звездочки. Староста поплотнее запахнул армяк.
Влагой тянет, к дождю.
Однако ни хлопцев, ни соглядатаев все не было. Старосту начинало трясти от прохлады и волнения, а улица была пуста. Он шмыгнул носом, достал огниво и самокрутку, та дрожала в руках и никак не желала распыхиваться.
– Бросай курить, староста. – Голос словно из-под земли, глухой, шепелявый, женский. Самокрутка выпала из непослушных пальцев.
Староста поднял глаза на говорившую и приглушенно вскрикнул.
– Нехорошо, – погрозила она. Длинный лохматый балахон тянулся по земле, скрывая ту, которую окружала живая темная сила.
– Бог с тобой, – едва слышно залепетал староста. – Откуда ж ты взялась, поглощенная жрица? Разве ж не было договора?..
– Не со мной ты тот договор заключал… – прошелестел голос, она дотронулась до изгороди, у которой стоял староста, и та почернела, треснули жерди от верха до самой земли.
– А как же стражи соглядатаев за околицей? – Голос задрожал, осип разом от ужаса.
– Были, да все вышли! – жутко, с тихим смехом провещала нежить. – И думаю, с вас станется. Все, староста, закончились светлые дни Мирного. – Ухмыльнулась перекошенным ртом и направилась к дому, а вслед за ней почернели цветы на клумбе и, скрипнув, обрушилась вывеска Горьяновой лавки. Староста глухо застонал и осел на землю. И за что им такое? За какие грехи? Поглощенной жрицы только и не хватало! Уж он-то знает, чем чревата встреча с такой. Сама нежить и тебя нежитью сделает. Душу вытянет. Во тьму отправит. А тело… В отличие от жрицы в уме твоем навряд ли хоть искорка сознания останется.
Давно нежить по окраинам Мирного не бродила.
Староста вскочил и бросился к собственному дому. В хату родную вбежал не разуваясь. Быстро побросал в суму пару рубах, штаны, вывел из стойла рыжего коня. А всего через несколько минут одинокий всадник покидал Мирное, не видя, как за ним из-за ближайших деревьев следят пристальные синие глаза.
