В горах Кав Французской Гвианы муравьи Cyphomyrmex растят грибок – в данном случае дрожжевой – на фекалиях гусениц (а заодно на их случайно попавшей шкурке). В отличие от садов муравьев-листорезов, у этих примитивных аттовых сады маленькие, а культивируемый гриб проявляет мало признаков одомашненности
В результате пестования листорезами своих садов удаляются все генетические вариации, кроме самых утонченных. Гриб процветает лишь благодаря усилиям рабочих, освобождающих свой культурный сорт от тяжести жизни в реальном мире
[529]. Без муравьиного непосредственного надзора однородный гриб листорезов – в монокультуре по сотням килограммов на гнездо – особенно уязвим для катастрофического разрушения грибом Escovopsis – это смертельно опасная проблема, важнее любой из тех, которым подвергаются здоровые линии грибов у примитивных аттовых муравьев.
Мы делимся с листорезами рафинированным чувством того, что мы любим. Мы останавливаемся на некоторых предпочитаемых продуктах и затем используем искусственный отбор, близкородственное скрещивание и клонирование для усиления и поддержания тех характеристик, которые мы предпочитаем, – представьте себе хотя бы разницу во вкусе, которую мы ожидаем от таких яблок, как макинтош, голден или гренни смит. В результате наши культуры, как и садовый гриб, потеряли генетическое разнообразие, которое их дикие предки могли использовать для выживания при болезни и изменениях в окружающей среде. Как и муравьи, мы должны активно защищать свои культурные сорта. Контроль заболеваний был частью выращивания инбредных культур с древности, и до сих пор риски при выращивании продукции в монокультуре очень велики – а в наши дни большинство культур таково.
В этом вопросе мы могли бы еще раз последовать библейскому повелению «пойти к муравью» и рассмотреть его пути. Человеческое сельское хозяйство началось вслед за последним ледниковым периодом. Листорезы выращивали генетически однородные культуры в тысячу раз дольше. Почему же тогда сообщества листорезов не пришли в упадок от собственного варианта картофельного голода в Ирландии? Ответ в том, что муравьи держат свои культуры в безукоризненной чистоте. Благодаря тщательно продуманному разделению труда, не имеющему себе равных ни у одного живого существа, кроме людей, муравьи сеют эти культуры, пропалывают их, подрезают их, перерабатывают отходы, обрабатывают пестицидами и распределяют между множеством камер так, чтобы, если все-таки появится болезнь, пораженные сады можно было изолировать и убить.
Болезни человеческих сельскохозяйственных культур быстро развивали резистентность к пестицидам. Муравьиная версия картофельного фитофтороза, гриб Escovopsis, должен был проделать то же самое невероятное число раз за миллионы лет. Тем временем муравьи должны были противостоять каждой угрозе их культурным сортам бессчетное число раз за эти эпохи. Что мы можем вынести в качестве урока из того, как ведут сельское хозяйство муравьи? Для них единственным эффективным ответом на угрозы со стороны природы была постоянная бдительность.
VI
Аргентинские муравьи
Завоеватели мира
Linepithema humile, распространен повсеместно. На иллюстрации: аргентинские муравьи постоянно перемещаются между гнездами, и этот подвижный образ жизни приводит к изменению состава семьи
16
Армии земли
Семьи муравьев-портных по численности достигают полумиллиона; некоторые муравьи-кочевники – двадцати и более миллионов. Но мы заканчиваем эту книгу аргентинскими муравьями, их семьи могут занимать пространство в сотни квадратных километров. Зная, что чем больше семья, тем агрессивнее обычно ее обитатели, я ожидал, что семьи такой величины будут иметь практически неограниченную способность к кровопролитию, и был готов стать свидетелем их сражений.
Это была осень 2007 года, и я находился в Южной Калифорнии с Дэвидом Холуэем, энергичным доцентом из Калифорнийского университета в Сан-Диего. С нами была Мелисса Уэллс, моя партнерша по приключениям с тех пор, как мы встретились годом раньше у стойки устричного бара «Жемчужница» на Манхэттене. Рыжая, с сильным телом пловчихи, Мелисса жаждала приключений (и устриц) не меньше меня самого. Хотя и заявляла, что предпочитает слонов, она подумала, что преследовать муравьев тоже довольно забавно. Я брал ее в Лаос и в Камбоджу, где она сделала видео про меня и муравьев-портных, а теперь мы были на пути туда, где, как я уверял ее, разворачивалось самое огромное поле боя на Земле. Наше путешествие в итоге наведет меня на мысли о новом виде сверхорганизма, который не ограничен телесными границами времени и пространства или обычными границами между индивидом, обществом и биологическим видом.
Но поначалу мы с Мелиссой, должно быть, выглядели сомневающимися, пока Дэвид вез нас по пригородам вдоль шоссе Дель-Диос в округ Сан-Диего. Он свернул в Эскондидо, уединенный прибрежный поселок к северу от Дель-Мар. Лавируя по ухоженным улицам, он наконец припарковался у тротуара и объявил: «Вот оно!»
Вокруг нас виднелись аккуратные дома и живые изгороди. Мелисса бросила на меня вопросительный взгляд, но Дэвид предложил нам встать на колени у бордюра, и там, в пятне грязи, и далее на бетоне мы увидели шоколадно-коричневую полосу шириной в палец, состоящую из маленьких мертвых тел, лежащих там тысячами. Эта куча трупов уходила из поля зрения в растительность. Из прочитанного мною я знал, что линия фронта может простираться на километры. Дэвид объяснил, что каждый год в пограничных стычках между «Семьей озера Ходжес» и «Очень большой семьей» погибает тридцать миллионов муравьев. Выходит, случается по смерти в секунду.
Мертвые тела аргентинских муравьев накапливаются вдоль линий фронта между «Семьей озера Ходжес» и «Очень большой семьей» в Эскондидо, Калифорния
«Вчерашний ночной дождь мог прервать сражение», – предупредил нас Дэвид.
