В разное время я выбирал по особенностям в движениях и внешности одного и того же рабочего из группы мародеров, за которым наблюдал час или день назад. Теория предполагает, что такие отдельные личности, скорее всего, развиваются в больших семьях муравьев, где отдельные муравьи не настолько вынуждены брать на себя целый ряд обязанностей и имеют больше возможностей предпочесть определенную задачу и даже совершенствоваться в ее исполнении путем повторения, как люди, обучающиеся подходящей для городской жизни профессии. Этот процесс в сочетании с врожденными отличиями каст может отражаться на уровне семьи в виде более глубокой специализации, усиливающей многогранность семьи; такая специализация и вариабельность должны быть общими характеристиками больших сообществ
[596]. И все же я считаю, что различать отдельных муравьев легче, когда гнезда маленькие. Так же как со студентами в маленьком классе, я могу быстро определить бездельников и тех, кто очень старается (последние известны как элита семьи, хотя «трудоголики» может быть лучшим определением)
[597]. Так называемые ключевые особи берут на себя большую часть работы, а в некоторых ситуациях выступают катализаторами, стимулируя прочих рабочих присоединиться. Они могут первыми замечать, что какую-то работу надо выполнить, прямо как некоторые люди могут всегда мыть накопившуюся в раковине посуду до того, как супруг доберется до нее. Уберите элиту, и продуктивность рухнет. Знакомо? То же самое происходит в любой конторе, на производстве, в команде или в семье.
Второй способ: муравьиная семья как общество
Где бы мы ни замечали параллели между семьями муравьев и нашими собственными сообществами, следует помнить, что муравьиные общества появились намного раньше. Муравьи сформировали скоординированную рабочую силу из опытных домохозяек и превосходных солдат за миллионы лет до того, как мы появились на сцене. Листорезы изобрели сельское хозяйство за много лет до нас. Армии у муравьев давно превзошли войска Аттилы. Неудивительно, что со времен царя Соломона появилась тенденция не только сочувствовать муравьям, но и рассматривать их как уменьшенные копии нас самих
[598]. В «Метаморфозах» Овидия Юпитер превращает армию муравьев в воинов-людей. Поэт описывает этих воинов, мирмидонян, так:
Их «мирмидоны» зову, на породу их тем намекая.
Внешность видел ты их. Какие обычаи были,
Те же у них и сейчас: скромны, выносливы в деле,
Крепки добро добывать и хранить добыто́е умеют.
Биться с тобою пойдут, и духом и возрастом равны
[599]…
[600]
Подобно тому как люди прислушиваются к друзьям, родственникам и соотечественникам, муравьи реагируют – главным образом с помощью химических сигналов – в первую очередь на своих товарищей по гнезду. Они, как и мы, потомки успешных кооператоров, и их занятия в основном носят социальный характер. Между муравьями и людьми поразительно много сходства. Те и другие видоизменяют природу, строя гнезда, крепости, скотные дворы и шоссе, лелея друзей и домашний скот, уничтожая врагов и паразитов. И муравьи, и люди выражают племенные связи и основные потребности с помощью древних отработанных кодов. И те и те создают вселенные, придуманные ими самими, в той мере, в какой господствуют над окружающей средой. Будучи заядлыми организаторами, муравьи и люди сталкиваются с аналогичными проблемами при получении и распределении ресурсов, распределении труда и усилий, при сохранении гражданского единства и защите сообществ от внешних сил. Но по сравнению с людьми муравьи выполняют эти задачи с жесткой целеустремленностью, при этом используют анатомические и поведенческие инструменты, уникальные для их размера и происхождения. Более того, в то время как человеческие традиции передаются из поколения в поколение в основном благодаря социальным механизмам, муравьи кодируют социальные системы семьи в первую очередь в собственных генах.
Различия в размерах и масштабах популяций муравьев соответствуют таковым у людей: от горстки особей в легко перемещающейся группе и до нескольких десятков миллионов в огромном городе. Оказывается, можно рассматривать семью муравьев-капканов Acanthognathos из нескольких муравьев, гнездящихся в ветке, с использованием парадигм, которые антропологи применяют к охотникам-собирателям, и изучать мегаполисы, такие как у муравьев-портных, так же как социолог изучал бы человеческий город-государство
[601]. Зрелое муравьиное общество проявляет многие из тех же взаимосвязанных тенденций, что наблюдаются в усложняющихся и количественно растущих человеческих сообществах: ускорение темпа жизни и соответственно увеличивающийся поток информации; более сложные, тонкие коммуникации; усиление регулирования и контроля окружающей среды; снижение самодостаточности и укрепление специализации; растущая тенденция к разделению населения на команды и формированию конвейеров и других рабочих команд; большие излишки энергии, еды и труда; расширение рискованных действий и возникновение крупномасштабных войн; возникновение социальных механизмов, неизвестных и ненужных в небольших сообществах, – развитая инфраструктура, эффективный общественный транспорт и даже особенности рыночной экономики, такие как сбор и распределение товаров для потребителей на основе их популярности и нужды в них.
Помимо сходства, в этой книге я попытался описать то, как муравьиные сообщества функционируют эффективней, чем наши. Муравьиное самопожертвование может быть слегка пугающим; мы видели, с какой готовностью рабочие некоторых муравьиных обществ подвергаются риску и даже обрекают себя на смерть, если это служит интересам семьи. Отсутствие централизованного управления и избыточность действий в сообществах муравьев также позволяют быстро реагировать на местные ситуации и обеспечивать социальную преемственность, даже когда отдельные особи совершают ошибки или умирают
[602]. Эти свойства также затрудняют паразитам, хищникам и соперникам победу над муравьиным сообществом. Человеческие охотники-собиратели и некоторые из самых ранних сельскохозяйственных сообществ тоже имеют сходную эгалитарную социальную структуру, без потомственных командиров. Это потому, что члены этих обществ не накапливают ресурсы и богатство, а следовательно, и власть, так что лидерство, если оно вообще возникало, было слабым и временным, легко преодолимым коллективной волей группы
[603]. Как в некоторых муравьиных семьях, у людей могло быть одновременно несколько лидеров, но те вели скорее личным примером, а не указами.
