Опомнившись после нервирующей, но захватывающей встречи, я выкопал муравьиное гнездо складной лопаткой, положил несколько килограммов муравьев и земли в пластиковый мешок и поковылял обратно к джипу Уоррена, оставшемуся в получасе ходьбы. Тем вечером в столовой паркового хостела я убедил повара позволить мне положить мой драгоценный мешок в кухонный холодильник. Мне надо было заморозить муравьев – то есть обездвижить или убить, – чтобы отделить их от земли для пересчета. Я пошел спать, удовлетворенный дневными трудами.
Но на следующий день дежурил другой повар. Никто не сказал ему о моих муравьях, и он убрал мешок из холодильника и поставил его на пол. Муравьи ожили, прогрызли пластик и затопили кухню. Я сумел окружить их и собрать примерно за час, терпя бесчисленные укусы за пальцы. К счастью, мои познания в тайских ругательствах были скромными, и я сумел умилостивить нового повара двумя бутылками пива и множеством комплиментов его обжаренной лапше pad see ew. Болезненные укусы и тайские проклятия были забыты сразу, как только я подбил данные и отправился расслабиться в грязную столовую общежития, где ел липкий рис под десятиваттной лампочкой, пытаясь произвести впечатление на двух девушек, приехавших на каникулы из Австралии, тем, как круто быть энтомологом (а когда это не сработало, то фотографом из National Geographic). Но я забыл один из важнейших уроков, преподанных изучением муравьев-мародеров: после стычки всегда остается один рабочий, ожидая подходящего момента для точной мести. На этот раз это случилось в середине моей трапезы. Я начал орать и охлопывать себя, и девушки исчезли.
Свертывание лагеря
Муравьи-мародеры часто мигрируют, и тут опять же играют роль их дороги. Я видел десятки миграций, при которых перемещалось все сообщество, используя для исхода фуражировочную дорогу. Такие действия обширнее любого рейда. Члены семьи, которые в норме не высовываются из гнезда – каждое яйцо, личинка, куколка, каждая раздутая и трясущаяся «бочка», каждый нежный бледный рабочий, – все присоединяются к каравану, протянувшемуся метров на восемьдесят к новому гнездовому месту. Это предприятие включает в себя потрясающие оборонительные силы рабочих, исследующих местность почти на длину моей ладони по бокам от тропы. На это уходит от двух до шести ночей, потому что караван отдыхает в светлое время суток.
Только раз я видел на миграции самку, и это был малайский вид Pheidologeton silenus, во многих отношениях похожий на P. diversus, то есть муравья-мародера. Было около полуночи. Я уже около шести часов сидел в особенно влажном уголке густого дождевого леса на биостанции Гомбак на Малайзийском полуострове, наблюдая за муравьями, перетаскивающими свой расплод. И вот явилась она, в составе каравана маршируя вместе с другими, ее крепкое тело и сильные ноги как будто были созданы для жизни на бегу. Ее сопровождала плотная свита из нескольких сотен мелких рабочих. Часть из них ехала на ней; остальные бежали массой на пару дюймов по бокам, впереди и позади нее. Колонна эмигрантов раздувалась при прохождении матки за счет окружения, текущего точно в ее темпе. И так быстро, что я не успел достать камеру, как она исчезла там, где тропа вела в каплющий кустарник.
Зачем им переселяться? Смена дома может быть трудоемким делом. Медовые муравьи с юго-запада США, кропотливо вытачивающие гнездовые камеры в твердых пустынных глинах, кажется, вообще никогда не переезжают, вероятно, потому, что их затраты на постройку дома слишком высоки. У других видов миграции случаются лишь в крайнем случае – если затопит гнездо или нападет позвоночный хищник. Но у мародеров миграция случалась не когда я ее ожидал, а наоборот. Я документировал миграции семей, которые хорошо питались (в одном случае кормились ежедневными подачками канареечного зерна с моей стороны), но затем непонятно с чего переселялись в пустую местность. И наоборот, часто семьи оставались на месте, даже когда я выкапывал часть гнезда для изучения.
Частота миграций семей мародеров остается тайной. С наибольшей вероятностью можно предположить, что в среднем семьи снимаются с места несколько раз в год, но поскольку за ними не наблюдаешь круглосуточно, то и нельзя быть уверенным, что данная семья в конкретном месте осталась той же самой, не сменившись с тех пор, как я там был в прошлый раз. Несколько раз после наблюдения за тем, как мигрирует одна семья, я видел другую, вселяющуюся в брошенное гнездо, и задумывался над тем, похожи ли муравьиные семьи на человеческие семьи, улучшающие свои жилищные условия. Одна семья сместилась на 8 метров от первоначального места гнездования, а потом, спустя две недели, вернулась обратно
[119].
С муравьями-мародерами сходны, хотя и в противоположной крайности от медовых муравьев-домоседов, бродячие муравьи-кочевники, совершенно уникальные по частоте, предсказуемости и организации миграций. Описывая временные места жительства африканских муравьев-кочевников в 1847 году, преподобный Томас Сэвидж упомянул, что «жилье человека указывает на природу его занятий»
[120]. В то время как большие семьи других муравьев требуют сложных гнезд и, подобно большим человеческим поселениям, трудно снимаются с места, кочевники избегают вкладываться в долговременные убежища, поэтому они так же постоянно готовы к кочевью, как бедуины с их шатрами. Многие муравьи-кочевники используют пустующие полости под предметами или под землей, как делает и муравей-мародер.
Муравьи-кочевники Нового Света Eciton burchellii довели эту особенность до крайности. Их гнезда называются бивуаками, потому что состоят физически только из тел самих муравьев: так полмиллиона, а то и более насекомых собирается под низкой веткой и образует висячую большую корзину из массы сцепившихся тел. (Другие муравьи-кочевники формируют похожие цепочки внутри их подземных анклавов.) Как мог бы предположить преподобный Сэвидж из простоты лагерей Eciton burchellii, семьи этого вида и нескольких других мигрируют с большой регулярностью, иногда каждый день на протяжении нескольких недель. Есть предположение, что в древности с повышением эффективности армии кочевники истощали запасы добычи около своего гнезда и это подстегнуло эволюцию кочевого поведения в ответ на постоянную потребность в свежих охотничьих угодьях
[121]. Так что ничего удивительного, что один вид муравьев-кочевников мигрирует чаще других, когда семье не хватает корма
[122].
