Эти муравьи-кочевники принадлежали к виду Dorylus rubellus. Наблюдая их мертвых и умирающих, я подумал о том, как мой учитель Эдвард О. Уилсон вычислил, каким образом муравьи опознают своих покойных родичей. В 1958 году, работая в Гарварде, Эд с двумя коллегами предложили муравьям бумажные квадратики, пропитанные разными вонючими химикатами, ассоциирующимися с разложением. Одно вещество, масляная кислота, вызвала полноценную некрофорическую реакцию, побуждающую рабочих уносить эти кусочки бумаги на мусорную кучу. Когда же исследователи намазали масляную кислоту на живого муравья, его решительные собратья и его уволокли прочь. Пока он не вылизался начисто, этого несчастного муравья неоднократно выкидывали обратно на помойку при каждой попытке войти в гнездо
[151]. Пахнешь как мертвый – ты и должен быть мертвым.
Поискав вдоль русла ручья, я нашел тропу кочевников, которая на протяжении трех метров была открытой, пока не поднималась на берег и не исчезала в лесу. Несколько рабочих несли добытые, возможно, в рейде глубоко в лесу кусочки насекомых, размещенные под телом рабочих в классическом стиле муравьев-кочевников. То, что я увидел дальше, заставило меня упасть на колени. Кочевники выглядели и вели себя так знакомо, что мне показалось – я снова в Азии и наблюдаю поток муравьев-мародеров. Частично причиной тому было положение охранников или стражей, стоявших или прохаживавшихся возле тропы в духе муравьев-мародеров, высоко поднимаясь на ногах, с поднятыми головами и разинутыми мандибулами.
Однако скоро я заметил отличия от мародеров. Роль сторожей играли множество рабочих среднего размера и солдат-кочевников, а не мелких рабочих. Движение по тропе также казалось хаотичным, редко распределяясь по полосам. Противореча некоторым прочитанным мною описаниям, муравьи бежали бок о бок, ступая ногами по земле, а не друг на друга. Рабочие, однако, наступали на ближайших к ним, а большие перешагивали через малых – обычное дело у полиморфных видов, – предотвращая создание пробок за рабочими, которые внезапно остановились.
На некоторых участках дороги стражи объединялись таким образом, какого я раньше никогда не видел: сцепляя между собой когтистые лапки, подобно пирамиде, образуемой бронированными чирлидерами в фильме ужасов, они создавали решетку над потоком муравьев под собой в виде щита, ощетинившегося челюстями. В отличие от мародеров, у кочевников нет глаз, и вся их совместная деятельность поистине представляет собой слепого, ведущего слепого. Глядя на стражей, сцепившихся ногами, я задумался, как они ощущают эти орды под собой, чтобы правильно располагать свои тела. Этот щит рвался каждый раз, когда его задевало проносимой ниже едой, что означало, что плетение из муравьев приходилось постоянно восстанавливать.
Еда также застревала там, где путь пролегал под листьями. Не имея дорожных бригад из крупных каст, как у мародеров, кочевники могли миновать эти препятствия лишь после беспощадных толчков, наносимых грубой силой проходящих внизу рабочих, кроме одного сырого места, где муравьи отказались от своих колючих покрытий из живых стражей в пользу земляных баррикад в стиле мародеров.
Я погрузился в мысли об устройстве дорог, когда два огромных лесных кабана, волосатые и высотой мне по грудь, вбежали в ручей впереди меня. Они поглядели на меня с явным ужасом, затем шумно рванули оттуда. Часом позже явился впечатляюще мужественный оливковый павиан, изобразил атаку, обнажив клыки, а позади него с нервным блеянием шли его самки.
Рейд муравьев-кочевников
На полевой станции тем же вечером я впервые увидел рейд муравьев-кочевников. Он во всей красе выдвигался снаружи от столовой, где саванные травы были скошены, чтобы создать лужайку. Пока приматологи сидели на веранде, попивая пиво, мы с Каспаром и Дарреном улеглись на животы наблюдать за муравьями. Рейд начинался в 15 метрах от гнезда семьи Dorylus rubellus у комля дерева. Это значило, что муравьи только начали: муравьи-кочевники проходят метров 80–120, прежде чем вернуться. За фронтом шириной около 7 метров был чудовищный рой от 15 до 30 сантиметров глубиной. Мелкие рабочие ломились к переднему краю, где притормаживали, чтобы поискать добычу, прежде чем отступить. Более крупные муравьи в основном находились в водовороте деятельности ближе к истоку рейда. Множество их стояло в сторожевой позиции повсюду – вокруг сетей из колонн в веере рейда, – пока остальные были заняты убоем, расчленением и уносом добычи
[152].
Роящийся рейд требует значительной муравьиной мощи. Отряд должен быть плотно упакован, потому что нельзя предсказать, где появится следующая убоина внутри «сети» муравьев. В этом рейде были десятки тысяч муравьев, причем каждый квадратный сантиметр земли занимали от двух до пяти рабочих. Их было столько, что звук от их прохождения через листовую подстилку или от падений с веточек напоминал шум дождя. (Они и правда создавали подобие дождя: кочевники в поисках добычи залезали на растения, но экономили время, падая на землю вместо того, чтобы слезать.) За два часа, однако, вся эта суета принесла семье всего пару наперстков беспозвоночного мяса – цикадок размером с муравья, сороконожек, червей и пауков.
Может быть, рейд проходил по бесплодному участку местности. Поскольку муравьи-погонщики и другие кочевые муравьи, как выяснилось, уходят в своих рейдах гораздо дальше, чем мародеры, я бы предположил, что они не столь чувствительны к локальным перепадам обилия еды, как мародеры. Безразличие к плотности распределения пищи поощряло бы муравьев-кочевников продолжать обшаривание пустого участка местности, пока они наконец не найдут добычу или пока расстояние до их гнезда не приведет к снижению результативности. Такое упорство может быть важно, когда поисковая партия сконцентрирована в рейде, а не раскинута широко, как у фуражирующих в одиночку муравьев, особенно если еды мало и она разбросана на местности, как во время засухи в Нигерии.
Но это казалось лишь частью объяснения, потому что вокруг была добыча, которую кочевники не заметили. Десятки тысяч муравьев, за которыми мы наблюдали эти два часа, захватили всего ничего: несколько случившихся рядом группок из пары сотен муравьев Pachycondyla, вышедших на вечернюю экскурсию и мобилизованных разведчиками на ловлю термитов. Кузнечики, сверчки и Pachycondyla прорывались из загребущего рейда rubellus и выживали, даже если мы увеличивали шансы муравьев, бросая сбежавшую дичь обратно в гущу рейда.
Я думал о медлительности рейдов муравьев-мародеров и тщательности, с которой рабочие прочесывают область рейда для изъятия пищи; в целом гораздо больше мародеров, чем кочевников, возвращались груженные трофеями
[153]. Может ли это различие отражать бо́льшую важность для питания кочевников: отслеживание не одиночной беспозвоночной добычи, а еды, которая поступает в виде далеко разнесенных лакомых кусков? Типичные пищевые объекты этого муравья находятся в виде огромных скоплений: это расплод, награбленный в чужих муравейниках. В самом деле, массовое фуражирование у муравьев-кочевников, скорее всего, возникло как стратегия для эффективного неожиданного нападения на семьи других муравьев. Считается, что муравьи-кочевники начали регулярно убивать крупную несоциальную добычу вроде пауков и многоножек только после того, как их семьи, грабящие других муравьев, разрослись до солидных размеров и развили способность к широким рейдам роем
[154].
