Побережье…
Рыбацкая слобода, лачуги, которые, кажется, первым штормом в море смоет, такие они ненадежные… ан нет! Тот не рыбак, кто в течениях не разберется, уж для себя-то они нашли самое безопасное место. В море хоть что может бушевать, хоть тебе шторм, хоть тебе смерч, а здесь всегда спокойная и защищенная бухта.
Действительно, домик Педро-четырехпалого Тони показали сразу же. Еще и проводили, благо тот стоял с краю слободки.
М-да.
Нищета.
Этим емким словом все и сказано. Но это и понятно – Педро был пришлым. Чего отец в столицу переехал? Рита не знала точно, но им с матерью приходилось тяжко, особенно первое время. Потом он себе дом кое-как выстроил, лодку сделал…
Нельзя сказать, что сильно хорошую, но тут еще – артель.
Лодки на три, четыре, шесть человек, а то и больше – для тех, кто состоит в артели.
Для пришлых – одноместная лодка. И точка. А много ли с такой выловишь? Много ли привезешь?
Почему так?
А вот… закон! Понятное дело, артель о себе заботится. Ты сначала взнос оплати, все купи, помощников себе найди, а уж потом поговорим, что тебе можно, а что нельзя. А то ползет всякая пена прибрежная, накипь пришлая…
А столица не резиновая, не растянется…
Это Тони могла понять. Только вот родителям Риты с того легче не стало. И видно это на них было очень хорошо. И на матери Риты, усталой и измученной родами и тяжким трудом. И на ее отце, который выглядел как бы не вдвое старше своего возраста… седины у него… да считай, вся голова седая. И мальчишки – Ритины братья, тоже уже… хоть и стараются отцу помочь, а видно, им тоже тяжко.
Быть чужаками – всегда испытание. И мало кто его выдерживает.
Тони поздоровалась и протянула корзинку, которую собрала Анита. Ну и кухарка там поучаствовала. Пахла корзина так, что Тони сама половину дороги облизывалась. Вкусно…
– Благодарю, ритана. А что… с Ритой никак что?!
Мать Риты схватилась за сердце. Тони замахала руками и принялась все объяснять. И про Мондиго, и про все остальное.
– Тысячи… реалов?! – ахнул Педро, хватаясь за сердце. – Ритана, да что ж мы на улице… зайдите, не побрезгуйте!
Тони и не думала брезговать. Ей не лучше приходилось.
Да, в доме было тесно, в нем были земляные полы и он топился по-черному. Ну так что же? Будут деньги – чай, получше выстроит! А Тони было важно другое.
Да, худо-бедно, но у каждого ребенка была своя лавка. И игрушки им Педро делал, это сразу видно. И каждую досочку выглаживал… старался. Бедно, да с заботой, а это иногда и получше, чем во дворце, да чтобы всем на тебя плевать было.
Тони рассказала про договор с Мондиго и посоветовала открыть счет в банке. Не брать деньги даже в руки, а пусть кладет на имя Педро Пио Тилеса, а уж там видно будет. Не хранить же такую сумму дома?
Конечно, нет!
Педро был полностью согласен. Да и дураком не был.
– Это вы, ритана, правы. Сделаем так… а когда он прийти должен?
– Суд со дня на день, вот и придет со дня на день, – пожала плечами Тони. – Ему ж важно, чтобы я его отродье не прокляла в зале суда, а я могу.
– Спасибо вам, ритана. Вы не думайте, мы бедные люди, но за благодарностью не постоим, – вмешалась мать Риты.
Тони согласно кивнула. И обозначила размер оплаты. За такую помощь понятно, денег не берут, но ведь и оставлять людей так… нет, нехорошо это. За добро платить добром надо, иначе не удержишь, все развеется, что тот дым. Пусть заплатят тем, что для Тони важнее денег.
– Я и Рите говорила, и вам скажу то же самое. Мне нужно одну бухту найти на побережье, а кто его может знать лучше, чем рыбаки?
– Какую бухту?
Тони честно попробовала ее описать, сбилась, начала еще раз, Педро слушал, думал, потом покачал головой.
– Нет, не знаю… я поспрашиваю, ритана. И мальчики…. Слышали?
– Да… да, отец… поспрашиваем, – вразнобой отозвались старшие.
– А вот это им, – Тони решительно вытащила из кармана горсть меди и вручила мальчишкам.
– Ритана! – ахнул Педро.
Тони пожала плечами.
– Считайте, это не им, а для расспросов. Я их как нанимаю, а всякий труд должен оплачиваться.
– Ритана, вы и так… дочке нашей…
– О справедливости оплаты судят двое, не так ли?
Больше Педро не спорил. А Тони отлично понимала – у мальчишек он деньги не отнимет, не тот человек. И расспросят они все, и выяснят, и побегают…
Может, и найдут они ту самую бухту? Кто ж его знает? Дети – они везде лезут, даже там, где им бы век не ходить. А все одно – проползут! Просочатся!
И ремень их не устрашит…
Пусть хоть какая польза будет.
А дома Тони уже ждала повестка в участок. На завтра.
Дядя и тетя не ругались. Поводов было аж два – и грабители, и найденное тело девушки… тут надо отнестись с пониманием и порадоваться. Их дочери не нужны. Только Тони.
А она все равно Лассара, это хорошо!
Пусть идет! С нее не убудет!
* * *
Ночь скользнула по улицам города. Ночь заставила цветы прикрыть глаза, обволокла сумраком флюгеры на крышах, перекрасила мостовые в серый цвет, а кошек – в черный.
Заглянула ночь и в комнату, где на кровати лежала девушка. Лежала спокойно, словно мертвая, и только кулаки были сжаты так, что кожа на ладонях прорвалась под нажимом ногтей и показалась кровь.
Кажется, она что-то шептала, но прислушиваться темноте было некогда. Она лоскутом прикрыла лицо девушки – и поползла дальше. Сейчас – ее время.
Тони снился Лассара.
Такие сны были редкими, и оттого девушка их только больше ценила.
Снился дом – таким, какой он был до маминой смерти. Светлым и уютным, наполненным цветами и смехом.
Снились мама и папа.
Здесь и сейчас они были счастливы, и папа играл с Тони, а мама смотрела на них, сидя в кресле, и улыбалась. Тони видела себя, ребенком, и словно бы со стороны, слышала свой голос. И в то же время осознавала себя – там.
Счастье.
Горькое, утраченное, но счастье.
Потом картинка начала меняться. Из замка вышла женщина в белом. Высокая, светловолосая, она шла к Тони. Мама и папа не то чтобы пропали… Тони знала, они были рядом, особенно мама, но их словно туманом каким-то затянуло.
– Мама? – позвала она. – Папа?
– Не бойся, дитя мое.
Женщина в белом протянула к Тони руку.
– Я не боюсь, – отозвалась Тони, хотя страшно ей было даже во сне. – Кто вы?
