Мазнув предплечьем по лбу, смахиваю собравшиеся там капли пота. Поднимаю мяч чуть выше головы и, слегка прокручивая, выбрасываю по направлению к корзине. По факту летит тот недолго, но по ощущениям время растягивается. Стадион замирает. На слух улавливаю собственный рваный выдох и стучащий в висках пульс. Пока все это в один момент не сносит волна ликующего ора — мяч проходит в кольцо.
Еще девять минут напряженного противостояния, и закрываем матч победой в одно очко.
Это плохо. Немногим лучше проигрыша.
По дороге в раздевалку прикладываю несколько гребаных попыток, чтобы сглотнуть образовавшийся в глотке ком. Чувствую себя вдруг… двенадцатилетним, тупым, неуклюжим, напуганным и беспомощным. Сердце разгоняет кровь, хотя казалось, что и до этого из-за физической нагрузки превышало верхние границы. Давно так не полоскало изнутри.
Восстановить дыхание удается только в душе. Пока стою под теплыми струями, глаза прикрываю. Стараюсь не строить предположений, в каком настроении сегодня находится отец, и насколько дерьмово он может воспринять итоговый результат матча. Похрен уже. Я сделал все, что мог. Выложился по максимуму.
Раздевалка гудит, словно улей. Парни обсуждают предстоящую вписку и громко ржут.
— Кира! Бойка, черт! — гаркает несколько раз Чара, пока я просовываю голову в ворот футболки и оборачиваюсь. — Валим перед тусой к морю?
Празднование бракосочетания в кругу новоприобретенной родни запланировано на половину пятого. Обещал отцу явиться без опозданий. Помимо англичанки и ее личинки, в довесок, как оказалось, получил деда с бабой. Они якобы специально примчались на долбаное торжество из соседней области. Личинка, походу, прибилась оттуда же.
«Будешь относиться к Варе, как к сестре…»
Да я ее заочно ненавижу! Наверняка она такая же душная уродина, как и ее деревянная мамка. А если даже и нет, все равно ненавижу. Еще я какую-то дуру сестрой не называл! Не то чтобы я верю исключительно в силу крови. Но и брататься с кем попало по указке отца тоже не собираюсь. Пусть сам, если ему так прикипело, с этими маргиналами водится.
В какой-то момент принимаю решение незамедлительно послать всю эту хрень к чертям собачим. Помирать, так с музыкой.
— Валим.
Впрочем, морем мой загул и заканчивается. На вписку не попадаю. К ночи настолько пьян, звезды глаза слепят. Даже если не двигаюсь, сами мечутся и летают. Кажется, что и не звезды это вовсе, а метеоритный дождь.
Телефон безостановочно вибрирует. Проверять нужды нет. Без того знаю, отец наяривает. Только он не понимает, когда «абонент не абонент» — будет долбить по вышкам, пока не ответишь. Раньше, если видел хоть один пропущенный вызов от него, впадал в панику. Сейчас же пофигу. В разгар очередного затяжного жужжания вытаскиваю чертову трубу из кармана и, размахнувшись, швыряю в море.
— Ты чего? Что вытворяешь, Бойка? — верещит сбоку Маринка. Дышать сходу легче становится. Еще бы эта ненормальная не приставала с расспросами. — Кто звонил? Что случилось?
— Не твое дело.
Сжимая прохладное стекло бутылки, заливаю в горло очередную дозу алкоголя. Отбрасываю пустую тару и падаю спиной на песок.
— Ну, Кир… — заваливаясь мне на грудь, Довлатова скребет, мать ее, ногтем мой подбородок. — Кира? Ты уснул, что ли? Кира?
Поймав ее запястье, грубо сжимаю его пальцами.
— Я тебя просил не лезть своими когтями мне в лицо? — приглушенно цежу. — Ты совсем тупая, что ли? Ни хрена с первого раза не понимаешь?
— Что… Что… Как ты смеешь? — сердито сопя, Маринка активно хлопает искусственными ресницами. Стопудово этот процесс вызывает где-то ураган. Если уж взмах крыла бабочки способен, то эти замороченные дирижабли и подавно. — Каким тоном ты со мной разговариваешь? — бесится на полном ходу. Только мне похрен. Обычное дело. Попыхтит и успокоится. — Зря я понадеялась, что ты хоть к своей девушке будешь проявлять уважение!
- Ты мне не девушка, — откровенно ржу. Прекращая жалкие трепыхания Маринки, скрепляю оба запястья и дергаю на себя. — Но мне нравится тебя трахать.
— Ты… Ты… — не знаю, что ей мешает сразу заканчивать фразы. Грешит театральными паузами регулярно. По правде, меня порядком раздражает этот ебанутый стиль. Но, судя по всему, это распространенная бабская хворь. — Мудак ты, Бойко!
— Так и есть, Довлатова. И ты, безусловно, всегда об этом знала. Так что кончай выезживаться. Лучше отсоси.
— Сам себе соси!
— Не будь сукой. Приступай.
— Ты хоть понимаешь, что я могу быть с любым? — кричит со звенящим апломбом. — С любым!
— Так вали. Давай, — разжимая пальцы, отталкиваю ее от себя. — Или заткнись и отсасывай. — Маринка и правда затыкается и даже замирает. Глядит из-подо лба, но молчит. — Не можешь сделать выбор? Знаешь, почему? Потому что ты прешься от моей грубости. Ты хочешь, чтобы я тебя принуждал. И намеренно меня провоцируешь.
— Нет!
— Да, — протяжно выдыхаю, выказывая скопившуюся эмоциональную усталость. Хмель, как правило, делает меня на пару-тройку тонов добрее. Но сегодня могу сказать: меня попросту все заебало. Не прикладывая усилий, двумя пальцами толкаю Довлатову в плечо, и она охотно заваливается на спину. Ее даже не волнует, что совсем рядом у костра сидит толпа других пацанов. — Что и требовалось доказать, — ворчу неразборчиво и накрываю ее податливое и мягкое, словно зефир, тело своим…
Опустошив сначала яйца, а несколько минут спустя и желудок, сам не знаю, куда начинаю собираться. Несмотря на пару литров блевотни, которую я оставил за пивным киоском, штормит меня по-прежнему не на шутку. По-хорошему мне бы переночевать в городской квартире. Понимаю ведь, что нарываться не стоит, а все равно за каким-то хером заказываю такси домой.
— Ты серьезно? А как же я? — вопит в открытое окно и одновременно лупит по двери машины Маринка. — Если уедешь… Пошел ты на хрен, Бойка! Я иду к Чаре! Буду трахаться с ним!
— Вперед, — даю добро и, откидываясь на сиденье, прикрываю веки.
По дороге в академгородок отрубаюсь. Чтобы растолкать меня, водителю приходится выйти из машины.
— Пункт назначения, сынок, — без задней мысли оповещает, когда я разлепляю глаза.
