С тяжелым вздохом я взялась за пуговички на груди.
Снимая предмет за предметом, я старательно отвлекала себя размышлениями о том, что фейри — это все же не люди. Правила приличия у них другие, и вообще к обнажению отношение своеобразное. Бессмертные и прекрасные, что они тут не видели? Ничего сверхординарного у меня нету.
Честное слово, тут, скорее, любая дева-фейри особенная по-своему, а вот человечки однообразны. Вряд ли сейчас Кэйворрейн на меня посмотрит и воскликнет: “Мать моя Дану, всего две груди, нет повышенного оволосения, хвоста и полой спины! Потрясающе!”
Оставшись в белье, я тоскливо посмотрела на озеро. Фейри все еще не выплыл, и я уж было малодушно понадеялась, что он утонул. Это было бы очень плохо в перспективе, но очень хорошо прямо сейчас.
Расплела волосы, как могла прикрылась и, освободившись от остатков вещей, смело направилась в воду.
Она оказалась неожиданно плотной. Нехотя расступалась, мягко обнимала тело и волнами плескалась вокруг, набегая на сухую кожу, а отступая, усеивала ее крупными каплями.
Кэйворрейн вынырнул настолько внезапно… И даже, казалось, в том же самом месте, где и нырнул. Я подавила нервный вопрос-предположение, что все это время неблагое величество на дне и просидело.
Было… нервозно.
Мужчина оказался неожиданно близко, мокрые волосы липли к его плечам, а по груди вниз, к рельефному животу, скатывались капельки воды. Медленно, вдумчиво… словно для того, чтобы я могла не только проследить взглядом их путь, но и восхититься королевским рельефом. А там действительно было на что посмотреть!
Кэйворрейн Сумрачный Плетущий был великолепен настолько, что у меня колени слабели, дыхание сбивалось, а внизу живота начали вспыхивать первые искры.
Король был магом и ученым, но обладал телом воина. Белоснежную кожу матово расчерчивали редкие шрамы, и мне хотелось протянуть руку, коснуться… спросить, откуда они…
Над головой раздался тихий смешок, а после подбородка коснулся длинный палец, заставляя меня запрокинуть голову. Взгляд коснулся сложенных в насмешливую улыбку губ короля, который наклонился и шепнул:
— Никогда не думал, что скажу это… но мои глаза выше, Элла.
А-а-а! Я мысленно себя прокляла и, разумеется, не смогла не покраснеть как помидор, когда встретилась с ним взглядом.
Большой палец мужчины с нажимом скользнул по моим губам, и он хрипло сказал:
— Кажется, у меня появились идеи о том, чем еще можно тут заняться. Всех русалок я уже разогнал, так что подглядывать некому, и…
— И нет! — осознала я, к чему ведет его развратное величество. — Заниматься — так заниматься!
— Конечно заниматься! А ты думала, что мы просто смотреть друг на друга будем?
— Тканями, Кэйр! Магией!
— Но Элла… — Он отпустил мой подбородок, но лишь для того, чтобы мягко, почти невесомо скользнуть пальцем по моей шее, расчерчивая ее влажной дорожкой. — Моя яркая, моя маленькая, моя смертная девочка… Искры твоего желания отражаются во мне десятикратно. Ты смотришь на мое тело, а я уже мечтаю о том, как буду касаться твоего. У тебя сбивается дыхание и алеют щеки, а я уже готов ко всему. Ты…
— Стой… стой-стой-стой, — лихорадочно зашептала я, отступая на шаг и вздрагивая оттого, что рука фейри соскальзывает вниз по моему телу. Ямка ключиц, ложбинка между грудями, мягкий живот… и наконец с тихим плеском уходит в воду. — Прекрати!
— Почему?
— Потому что я не хочу. Я пришла за знаниями! Ты обещал мне знания. Ты. Фейри. Обещал!
Я сама всеми силами цеплялась за это, вспоминала о том, что мне нужно. Слишком легко поддаться, слишком просто потеряться во вкрадчивом, мурлыкающем голосе и отдать всю себя.
Несколько невероятно тяжелых мгновений он смотрел мне в глаза, но наконец кивнул и, повернувшись лицом к середине озера, приступил к обучению:
— Для начала надо ощутить стихию. Погрузи в нее ладони, зачерпни, пропусти меж пальцев и закрой глаза. Вода вокруг тебя, вода в тебе, вода в воздухе…
Я послушно коснулась ладонями поверхности, опустила их ниже. Вода по-прежнему была густая и чуть вязкая, и надо признать, что ничего еще более необычного я не ощущала.
А если совсем уж честно, то мысли мои были вот вообще не про магию. До сих пор перед глазами стояло лицо короля. С чуть заострившимися чертами, потемневшими от страсти глазами… в ушах звучали его слова…
Как вообще он это видит, кстати? Эти самые занятия. Которые не тканями. Пряха же должна быть девственна. Или наши фейри, даром что ирландские, хорошо подкованы в индийских трактатах и таки у них есть варианты, чтобы и удовольствие получить, и девицу не попортить?
Пока я размышляла про особенности порчи девиц в современных реалиях, король уже окончательно переключился и требовал от меня свершений.
— …чувствуешь узелок? Это и есть срединная гармония. А теперь открой глаза, и взгляни, как это выглядит.
Я с опаской (все же мы все еще голые) приоткрыла глаз (на всякий случай один) и насладилась зрелищем того, как Кэйворрейн аккуратно подцепляет лунную дорожку и неторопливо сворачивает ее в рулончик. А она все удлиняется и удлиняется, словно все, что бы ты ни взял у природы, тотчас восполняется.
— Поняла?
— Эм… нет, — совершенно честно созналась я.
— И что именно?
— Ну вот, наверное, начиная с гармонии. И срединных узелков.
— Наоборот, — чуть свел брови фейри, но терпеливо продолжил: — Что-то получилось?
Признаваться было стыдно.
— Нет.
— Хм… а как ты ощущала воду? Расскажи.
Так и хотелось отморозиться едким “плохо”, но злиться в такой ситуации можно было только на себя. Часть информации ушами прохлопала, а часть вообще не поняла — ученица, называется.
— Я буду очень благодарна, если повторишь, — со вздохом ответила я. — Отвлеклась и не смогла ощутить воду, ровным счетом никак.
Король склонил голову и задал сразу десяток уточняющих вопросов. Густая она или, напротив, слишком жидкая, ощущала ли я искорки, которые жалят, а в идеале и тончайшие нити, из которых сделано решительно все в этом мире?
Я честно старалась, но не получалось. Словно король ошибался, и я лишь обычный человек без капли магии фейри в крови.
— Мне кажется, тебе нужна дополнительная мотивация, — наконец задумчиво выдал Кэйворрейн и почти сразу просиял: — Придумал!
— Мне уже страшно.
— И правильно, — кивнул фейри и, заправив за острое ухо прядь уже подсохших волос, повернулся к берегу, на котором двумя небрежными горками лежала наша одежда. — Так, ботиночки оставим, не топать же тебе по камням босиком, еще ножки поранишь. А вот все остальное…
“Все остальное” — мое, конечно! — немедленно взмыло в воздух, а после… рассыпалось и осело на землю горкой бесполезных ниток, в которых уже нельзя было узнать мою рубашку, штаны и белье.
