Сильные руки подхватили ее под бедра, уверенно приподнимая, и Уитни, разнеженная, покорно обвила ногами мужские бедра.
— Я тебе подарок привез, — обдал он жаром ее губы, вжимая в себя сильнее, до сладкой боли и расплавленных вен.
— Да, я чувствую, — одобрила она хриплым шепотом и прихватила зубами мочку его уха, вырвав из Криса надрывное:
— Господи, Уитни…
Как в тумане, они добрались до машины. Каждая секунда била по нервам, каждый вдох опалял легкие, и хотелось кричать о чувствах, чтобы даже астронавты на Луне услышали.
КРИС ПРИЕХАЛ!
Он затормозил у дома, криво припарковавшись, и Уитни буквально вывалилась из машины, судорожно пытаясь найти ключи в сумочке, потому что опаздывала любить.
— Иди сюда, красавица, — потребовал Крис низким, чертовски сексуальным голосом и оторвал ее от земли, перебрасывая через плечо.
— Паркер! — завизжала она, но в ответ раздался только бессовестный смех. Крис поднялся на крыльцо и отворил дверь. И казалось бы: дверь как дверь. Обычная. И дом обычный. Но здесь и сейчас создавалось впечатление, что в этом месте работает портал в другой мир — в мир, где разноцветные блики вместо слов, где слова и не нужны вовсе. Зачем они, если достаточно ярких красок на рельефном прессе Принца Паркера?
Глава 23
Крис
Ее крики когда-то вызывали головную боль, а сейчас казались музыкой для ушей.
— Па-а-р-кер, стой! Бешеный!!!
Но адреналин требовал жертву. Недосып бил по нервам с рассвета, а присутствие Шона-поэта-Макконахи в пабе просто-таки оглушило. Если бы не знал, насколько прилипчивыми могут быть поклонники, то летел бы Шон над Эдинбургом сейчас, как недобитый ястреб… Или добитый.
— АааААаа! Уронишь! — но он затащил Уитни, переброшенную через плечо, на второй этаж и открыл дверь в ванную. Покоя не давало то первое селфи.
Крис поставил хохочущую невесту на пол и сказал:
— Начинай считать.
— Тебя математика заводит? — удивилась она. — Ну, ладно. Один…
Крис ловко стащил с нее сарафан через голову.
— Два…
Спустил по ее ногам нижнее белье — бежевый хлопок с принтами смайликов.
— Т-т-ри…
Три секунды ушло, чтобы ее раздеть.
Уитни перебросила косу за спину и смутилась, прикладывая ладони к горящим щекам, затем — к грудям, бедрам — но поздно, он уже все рассмотрел, впервые при свете дня: каждую родинку, веснушку на слегка загоревшей коже.
— А это что? — Он коснулся небольшого рубца на левом бедре, прямо под тазовой косточкой.
— А ты не помнишь? Это расплата за кражу твоих запонок.
Крис ошеломленно поднял взгляд, встречаясь с янтарными солнцами. Точно. Забыл. Она тогда самым невероятным образом напоролась бедром на битое стекло.
— Теперь твоя очередь считать, — краснея, сказала она.
— Один… — Голос от желания сел, и Крис прочистил горло. Кончики ее тонких пальцев тронули кожу над низким поясом джинсов, прошлись вдоль косых мышц, обрисовывая пресс, с которого краску не успел смыть в аэропорту…
— Обалдеть, — недоверчиво выдохнула Уитни.
— Два… Три… — Он не понимал, как такое может быть. Это же просто чужие руки. Взгляд. Вздох. А будто насквозь жаром пропечатывает. И магнитом тянет, хоть ты вой. — …десять, одиннадцать… Кхм. Уитни?
Она зависла и просто смотрела. Придется самому. Крис отдернул штору, которая закрывала ванну, щелкнул регулятор, чтобы вода хлынула из металлической лейки, ввинченной в стену, а затем оторвал Уитни от земли и отнес под душ. Забрался следом в одежде и сбросил быстро намокшую футболку. Пар подействовал, как дурман, грудную клетку сдавило от тоски по девушке, которая была рядом, но тоска все равно нещадно царапала изнутри, угнетала. Он обнял Уитни со спины и прижался губами к ее макушке.
— Я скучал по тебе.
— Я тоже скучала. — Она накрыла его руки своими и начала водить по своему телу — по грудям, ребрам — будто страдала без него так же, как и он без нее. — Потрогай меня…
Ее волосы потемнели от влаги, струи воды бежали по изгибам стройного тела, и кровь по венам тоже бежала, с ревом обгоняя время. Зачем оно существует? Зачем переживать о будущем, когда оно вот здесь, под руками, в безопасности? Крис стер ладонями влагу с ее лица и спустил одну руку поперек ее тела, притягивая к себе. Два пальца другой руки — средний и безымянный — протолкнул в горячую влажность ее рта. Три ночи об этом бредил…
Тянущий жар в паху стал невыносимым, когда Уитни начала ритмично посасывать. Она вцепилась в его другую руку, сдвигая себе между ног, и Крис вошел в нее двумя пальцами, балансируя на краю от ее глухих стонов, вибрацию которых ощущал у нее во рту.
— Хочешь глубже? — спросил он и жадно провел языком вдоль ее щеки, слизывая капли воды. Вместо ответа Уитни вжалась в него упругими ягодицами. В нем каждый нерв гудел, когда он убрал руку из ее горячего лона и расстегнул ширинку, снимая остатки одежды.
Один… Он подхватил Уитни под коленом, заставляя упереться пяткой в край ванны. Два… убрал пальцы из ее рта и заменил их языком, толкаясь глубоко и жестко. Три… погрузился в нее одним плавным движением, глотая ее задушенный, гортанный крик. Тугая, до безумия мокрая и горячая, она приняла его до конца, отдалась на растерзание и откровенно получала от этого удовольствие. И он с ума сходил, лихорадочно вбивался в нее языком и членом, пока не оглох от грохота сердца. Удар, удар, удар…
— Криииис… — надрывно промычала Уитни, содрогаясь, и его накрыло, мир перед глазами треснул. Разряд пронесся вдоль позвоночника, ударяя в поясницу; он стиснул челюсти, отстраняясь от Уитни, чтобы не кончить в нее — и чуть не умер, когда она рухнула перед ним на колени, стирая пальцами остатки краски с его пресса. Нежная ладонь скользнула ниже, с трудом обхватывая готовый взорваться член, и Крис глухо застонал. Он грубо сжал ее мокрые волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, и плотно накрыл ее руку своей, направляя. Пара быстрых движений — и он кончил ей на лицо, на шею, на груди. Он будто ослеп от яркой вспышки, которой выбросило на обочину реальности, а когда зрение вернулось, он увидел, как Уитни подносит пальцы ко рту, облизывает и говорит… что-то. Он не сразу расслышал. Но слова казались синими, оттенка Кляйна, как буква В:
— Вау… а ты вкусный, Паркер.
Просто космос.
Три года назад, Рождество, Иден-Парк
Чем она меня облила?! Цвет кислотный такой…
Он принюхался: вроде подсолнечное масло с краской.
Неадекватная эта Майлз, рубашку ему испортила.
Он вошел в просторную кухню, в которой стены были увешаны пучками засушенных трав, и расстегнул пуговицы, избавляясь от мерзкого ощущения липкой ткани.
