Крис
Перелет в два с половиной часа тянулся как вечность. Чудо, что вообще разрешили взлететь, но толку от этого счастья, когда ничего не можешь сделать, как связанный? Крис поднял на уши Олсен, но та застряла на западе страны, в глуши.
— В смысле офицер не заметил ничего подозрительного?! — рявкнул он, читая сообщение от сестры, которая держала связь с местным отделением полиции. — Полуголый парень рядом с девушкой, которая жаловалась на преследования, — это не подозрительно?!
— Честно? Больше похоже на измену, — прокомментировал Тан.
Если бы. Он бы легче принял измену, чем страдания Уитни. Но факты говорили об ином.
— Нет, она не стала бы встречаться с другими. Не так сразу.
— Ты и о первой невесте раньше думал только хорошее.
— А я о Майлз не думаю. Я знаю, — огрызнулся он.
«Тони в Лондоне. Винс все еще не отвечает, а у меня батарея на нуле», — прислала очередное сообщила Олсен. Перед глазами зарябило, и Крис медленно вдохнул-выдохнул. Бессилие его парализовало. Он не чувствовал онемевших от ожидания губ, голова трещала по швам. Лед, которым он покрыл себя в целях самозащиты, скрипел и колол кожу. А время приближалось к полуночи.
Уитни
— …и вот я иду по улице, а за мной — тень. И знаешь, я впервые задумалась: а как мы ощущаем на себе чужую тень? Ознобом, теплом или вообще никак? Тогда у меня и появилось желание собрать коллекцию фотографий чужих теней, распечатать их на хлопковой ткани и сделать из них лоскутное покрывало.
Шон усмехнулся, покачав головой.
— Ты сумасшедшая.
О да, диагноз от знатока.
У нее язык болел от долгой беседы, тело затекло, а Шон все никак не засыпал. Он внимательно ее слушал и даже делал ментальные пометки, щурясь и повторяя шепотом некоторые фразы. Не удивительно, что в школе он был гением, с такой-то усидчивостью: часы показывали без пары минут полночь.
— Уитни…
— Что?
— Достаточно слов. Иди ко мне. Я же вижу, тебе хочется, просто ты боишься.
Но она настолько устала от этого парня за вечер, что уже не боялась. Накатило отчаяние. Хотелось плакать и бить чашки.
— Может, еще чая? — с надеждой спросила она.
— Нет, иди сюда.
Уитни еле-еле поднялась и волоча ноги приблизилась к Шону, содрогаясь от ударов собственного сердца. Шаг, удар, шаг, удар. Рот слюной наполнился, начало мутить. Она словно по палубе корабля передвигалась. Буря, паруса срывает… и только браслет на ноге напоминает, что она золотая рыбка и умеет плавать в бушующем море.
— Шон…
— Сядь ко мне на колени, я не обижу тебя, не причиню зла.
У нее дыхание сперло, озноб пробрал до костей.
— Шон, не надо, прошу, не принуждай меня.
Он поморщился, прикрыв глаза на мгновение, и сказал с горечью:
— Я просто хочу, чтобы ты меня любила. Разве это настолько сложно?
— Для меня — да.
— …прикоснись ко мне.
Уитни впилась короткими ногтями в ладони. Казалось, если она дотронется до Шона, то ее разорвет на части. От внутреннего сопротивления ныли ребра, руки, ноги, а душа и вовсе рыдала, истерзанная многочасовым испытанием на прочность. И столько было в этой внутренней боли оттенков, что Уитни заблудилась в собственных ощущениях. Только одно чувство оставалось чистым и ясным. Желание увидеть Криса.
Магнитные бури, лето, любовь…
Она остановилась в шаге от парня, которого здесь и сейчас ненавидела, и жестким, сухим голосом произнесла:
— Голубой, зеленый оттенка дайкири, серый.
Шон свел черные брови. В глазах — тонны льда. Его губы дрогнули в кривой ухмылке:
— Что?
Уитни медленно отступила, вернувшись на место.
— Я сказала «нет».
Чужая ненависть обожгла. Стало не по себе.
— А я сказал «да». Считаю до трех, — пробирающим до мурашек тоном предупредил Шон. — Один…
Уитни сжала спинку деревянного кресла…
— Два…
…подняла его и сорвалась с места. Шон тоже вскочил, да поздно. Кресло улетело в окно, оглушая звоном осколков. В самом-то деле, не одному Паркеру стекла бить. Набрав полные легкие воздуха, Уитни закричала, надеясь на полицию, но чужие руки оторвали ее от земли; одна ладонь грубо зажала рот, вторая впилась в талию.
— Зачем?! Зачем ты это сделала?! Зачем? — и рот сильнее зажимает, мерзавец.
В глазах потемнело, ярость застлала взор, но даже сквозь пелену Уитни увидела, как порывом выбило дверь, а в проеме зажегся свет. Это был свет его глаз, цвет надежды с привкусом горького шоколада. Искры, пламя, пожар — прямо там, в стылых венах.
Это сон, наверное. Сон в летнюю ночь.
Ну и пусть. Лишь бы видеть его.
От облегчения Уитни перестала чувствовать свое тело, а из затравленного сердца вырвался надрывный вздох.
Привет…
Астронавты, конечно, не услышали, а Крис услышал, потому что он ответил:
— Привет.
Глава 28
Стало настолько тихо, что казалось, будто она слышит звук ломающегося льда. А может, это скрипели зубы Шона. Озоновая свежесть ночи набивалась в ноздри, секунды текли в унисон с каплями дождя, которые падали с влажных волос Криса на серую футболку. На его лице не было эмоций, лишь сосредоточенный взгляд да отблеск ледяной брони: он не отрывал глаз от руки, которая лежала поверх рта Уитни.
Шон медленно переместил пальцы вниз, на ее горло, и прошептал:
— Скажи ему, чтобы ушел. — Ранимая нежность его тона тронула за живое, он был как загнанный падший ангел, у которого не осталось ни крыльев, ни души. Ничего не осталось, кроме этого момента, где он падал с обрыва, пытаясь утащить с собой девушку, которая его не любила. — Скажи, что ты теперь со мной.
Она промолчала. Шон сильнее сжал пальцы. Стало трудно дышать, кровь прихлынула к лицу. В панике Уитни изо всех сил вцепилась в матерчатый браслет на крепком запястье. Всхлип, бросок — и она отлетела в сторону. Крис обхватил Шона за горло и впечатал в пол.
— Вспомнил, где тебя видел. Ты мне руку порезал, — прошипел Паркер, а затем — удар, удар, удар. Расчетливо, на поражение, не оставляя сопернику ни малейшего шанса. Уитни отползла к стене и закашляла. Ее охватила кипучая, дикая волна, которая выплеснулась дрожью. Дрожали руки, губы, сердце.
— Тише, девочка, все хорошо, — донесся до нее голос мистера Тануки, которого она не сразу узнала. Как оборотень, он возник из ниоткуда и помог встать на ноги, но колени подгибались, не от страха, а от благодарности. У нее и мысли не возникло, что Крис бросит дела в Милане и найдет ее — просто так, на всякий случай, чтобы проверить, в порядке ли та девчонка, которую он бросил у алтаря.
