«Да, Лиза, похоже, у тебя не все в порядке с головой. Твой бизнес — это фантазии. Но фантазии совсем иного рода».
Пора срочно уезжать из Калифорнии.
Однако обычные отвлекающие средства на сей раз на меня не слишком-то подействовали, хотя я прочесала Родео-драйв в поисках гардероба, провела совершенно головокружительный день в универмаге «Саковиц» в Далласе, съездила в Нью-Йорк, специально чтобы сходить на «Кошек» и «Мой единственный», а еще посмотреть пару бродвейских шоу, которые оказались просто великолепными. Я обегала множество музеев, два раза была в Метрополитен, старалась не пропустить ни одного балета, накупила кучу книг и дисков с фильмами, чтобы хватило на ближайшие двенадцать месяцев. По идее, все это должно было меня развлекать. Я то и дело вспоминала, что чувствовала когда-то. Когда мне так хотелось купить все эти покрытые золотом помады в аптеке «У Билла» на Шаттук-авеню, а в кармане был всего лишь четвертак на упаковку жвачки. Но теперь возможность тратить деньги сколько душе угодно, меня не особо волновала. В результате я даже почувствовала себя вконец измученной.
За исключением редких моментов, когда сердце щемило и замирало под звуки той волшебной музыки в Нью-Йорке, так что я забывала обо всем, внутренний голос непрестанно твердил мне: «Возвращайся домой, возвращайся в Клуб. Так как если ты не сделаешь этого сейчас, то уже не сделаешь никогда. Все, что ты видишь перед собой, нереально».
Странное чувство. Ощущение абсурдности, по определению французских философов, выбивало меня из колеи, и у меня даже возникало такое ощущение, что мне ее хватает воздуха.
Раньше я смертельно нуждалась в кратковременном отпуске: мне просто необходимо было пройтись по обычным улицам. Но тогда откуда это беспокойство, это нетерпение, это чувство опасности, нависшей над теми, кого я любила?
И вот мои затянувшиеся каникулы подошли к концу. Я сидела в своем номере в гостинице «Адольфус» в Далласе и снова и снова смотрела диск с фильмом режиссера Роберта Дюваля «Анжело, любовь моя».
Фильм был о нью-йоркских цыганах. Анжело — это озорной черноглазый паренек лет восьми, настоящее дитя улицы, смышленый и чудесный. И это был его фильм — его и его семьи, поскольку Дюваль дал им возможность говорить совсем как в жизни. И все было так реально — даже более чем: их жизнь в одном цыганском сообществе. Аутсайдеры в центре людского круговорота большого города.
Но все равно было чистым безумием сидеть в темном номере даллаского отеля и семь раз подряд смотреть один и тот же фильм, словно его реализм был для меня чем-то экзотическим, следить за тем, как этот колючий черноволосый мальчуган высвистывает свою хорошенькую подружку, или, наоборот, посылает ее куда подальше, или проникает в гримерку девчушки, исполняющей песни в стиле кантри, и флиртует с ней, и вообще наблюдать за тем, как он идет по жизни с широко открытыми глазами — этот бесстрашный мальчик с золотым сердцем.
Я не переставала спрашивать себя: что же все это значит? Почему этот фильм заставляет меня плакать?
Может, потому что мы все аутсайдеры, мы все прокладываем свой нелегкий путь через дикость нормальности, которая, в сущности, всего лишь миф. Возможно, даже Мистер Суженый из бара «Сен-Пьер» в Сан-Франциско — тоже своего рода аутсайдер (молодой юрист, пишущий стихи), и его вовсе не шокировало бы, если бы я на следующее утро за кофе с круассанами небрежно бросила бы: «И как ты думаешь, чем я зарабатываю себе на жизнь? Нет, на самом деле это не просто профессия, это очень серьезно, это… моя жизнь».
Это просто сумасшествие. Пить белое вино, смотреть фильм про цыган и выключать свет, чтобы полюбоваться на ночной Даллас: все эти сверкающие башни поднимающиеся, точно лестницы в небо.
Я живу в Раю для Аутсайдеров. И это правда. Там, где удовлетворяются все твои самые потаенные желания, там, где ты никогда не бываешь один, и там, где ты всегда в безопасности. И это Клуб, где я прожила всю свою сознательную жизнь.
Мне просто срочно надо вернуться туда. И все дела.
И вот мы опять кружим над Эдемом, и у меня есть прекрасная возможность приглядеться к вновь прибывшим рабам.
Мне уже не терпелось на них взглянуть, проверить, а вдруг на сей раз будет что-то необычное, что-то особенное. Ах, я все же романтична до глупости!
Но действительно, из года в год рабы меняются, и вновь прибывшие чуть умнее, чуть интереснее, чуть таинственнее предыдущих. Чем популярнее становится наш Клуб, тем больше открывается похожих клубов, а потому предыстория приезжающих рабов становится гораздо разнообразнее. И ты никогда не знаешь, что тебя ждет, какую форму обретет эта новая плоть, какую загадку таит она в себе.
Всего три дня назад состоялся один из трех важнейших аукционов, которые вообще стоит посещать. И я знала, что мы выложили кучу денег, подписав два годовых контракта на тридцать мужчин и женщин, просто-таки восхитительных экземпляров, с прекрасными характеристиками от лучших домов Америки и других стран.
Раба не выставляют ни на одном из этих аукционов, пока он или она не пройдет предварительной подготовки и строгой проверки. Время от времени мы получали рабов из других источников: непокорных или неуравновешенных. То были молодые мужчины и женщины, которых игры с ремнями и хлыстами случайно привели именно сюда. И мы очень быстро давали расчет таким рабам. Хотя, конечно, кто же любит терять деньги! Но это не вина раба.
И все же, как ни странно, уже год спустя многих из них выставляют на самых дорогих аукционах. И если мы вдруг снова их хватали — а мы это делали, когда они были достаточно красивы и выносливы, — они говорили нам, что с первой же минуты освобождения не переставали мечтать о Клубе. Но тут следует добавить, что таких ошибок на больших аукционах, как правило, не происходит.
В течение двух дней до начала торгов рабов осматривает экспертная комиссия. Рабы должны продемонстрировать полную покорность, живость ума и гибкость. И все их документы тщательно проверяются и перепроверяются. Рабов оценивают на выносливость, темперамент, классифицируют в соответствии с необходимыми физическими стандартами, так что при желании можно сделать вполне удачную покупку, руководствуясь только каталогом и фотографиями.
И конечно же, мы снова самостоятельно производим все оценки, руководствуясь нашими собственными критериями и стандартами. И это означает, что именно на этих аукционах можно сделать перво классную покупку.
Только самые отборные экземпляры попадают в зал для предварительного просмотра. Их выставляют на освещенном подиуме, чтобы тысячи рук могли их пощупать, а тысячи глаз на них полюбоваться.
Когда-то, в самом начале, я лично посещала все важнейшие аукционы.
Причем дело было даже не в удовольствии получать именно то, что я ожидала от этих неоперившихся птенчиков — и не важно, какую предварительную подготовку они прошли, для меня они были и будут сырым материалом, пока мы лично их не натренируем, — волнующей была сама обстановка аукциона.
