— Я наслышан о представлении, которое вы устроили в саду, мистер Слейтер, — сказал рыжеволосый инструктор. — Я имею в виду то маленькое шоу, что вы устроили на подиуме.
«Они, наверное, подбирают этих парней по голосам, — подумал я. — Ну точь-в-точь школьный учитель из романа Диккенса. Но, прошу меня извинить, я лучше почитаю «Робинзона Крузо» вместо…»
— Ты вполне заслуживаешь премии за инициативность, если бы у нас таковая была.
Я слегка покачал головой, чтобы показать, как глубоко сожалею о своем поведении. Это было ужасно.
— Но нам здесь, Эллиот, инициатива не нужна, — сказал он, подойдя поближе.
Теперь его рост казался столь же угрожающим, как и его голос. Мужчину такого роста следовало бы усыпить под наркозом, чтобы укоротить ноги на пару дюймов.
— Ты раб. И, похоже, никак не можешь зарубить это себе на носу, — продолжил рыжеволосый и, замолчав для пущего эффекта, добавил: — Мы здесь для того, чтобы помочь тебе осознать непреложные правила Клуба, а заодно и вырвать с корнем твою гордость.
Сейчас мне уже не было нужды напускать на себя несчастный вид. Казалось, он живьем сдирает с меня кожу. Тишина этого проклятого места действовала на нервы.
У меня снова возникло такое чувство, будто только это место и реально, а за его пределами другой реальности нет. Я всегда был плохим маленьким мальчиком, нуждающимся в жесткой коррекции поведения, и вот теперь мир для меня сузился до размеров этой простой истины.
В довершение всех неприятностей в комнату стремительно вошла одна из женщин-инструкторов. Ну и ладно. Ты ведь знал, что рано или поздно это случится. Тогда держись! Но слово «беззащитность» обрело для меня новое звучание. Я видел ее тень, чувствовал запах ее духов.
Ароматы и секс — адская смесь.
Я обратил внимание на ее сапоги. Миниатюрные, идеально облегающие щиколотки. Я слышал свое тяжелое дыхание, слышал, как бьется сердце. (Успокойся, Эллиот! Без паники!) Довольно высокая, хотя, конечно, ниже, чем нависший надо мной инструктор, и изысканная, как духи. Длинные каштановые волосы темной вуалью падали ей на плечи.
Инструктор неожиданно схватил меня за руку и развернул спиной к залу. Теперь я не мог их видеть, но от одной мысли, что мой зад выставлен на всеобщее обозрение, у меня внутри все похолодело.
Я стоял, уставившись в пол, и слышал только слабое позвякивание: это инструктор снимал с крючка плеть. Ну вот, началось. Мы в классе. Обжигающие удары по ягодицам и икрам. Фокус был в том, чтобы не дернуться и не издать ни звука. Затем меня раскрутили и грубо толкнули вниз, заставив встать на колени перед рыжеволосым, так что мне пришлось вытянуть руки, чтобы не уткнуться носом в пол. На сей раз меня начали стегать сзади по шее, чего я не ожидал. Били так сильно, что мне пришлось закутить губу, чтобы не застонать. Я вдруг почувствовал запах кожи его сапог и штанов. И тут я неожиданно для себя, без всякого к тому принуждения, поцеловал эти сапоги. В голове потемнело. Мысли путались.
— A-а, вот так-то гораздо лучше, — сказал инструктор. — Ну вот, теперь ты просишь прощения, хотя и лишне манерно.
Я продолжал находиться в состоянии легкого шока.
— А теперь вставай, руки за голову и марш к остальным наказанным рабам!
Еще пара смачных ударов — и новое унижение: меня поставили вместе с непослушными рабами и заставили стоять столбом лицом к собравшимся.
Ряды идеальных тел, обнаженные бедра, розовые половые члены в спутанных волосах. И тут я заметил за стеклянными перегородками еще несколько смотровых комнат, которые находились на другом уровне. Оттуда на нас внимательно смотрели не только мужчины, но и женщины. Ничего ужаснее этой аудитории для меня не могло быть.
Экзекуция продолжалась. На меня снова обрушился град ударов, и я снова с трудом удержался, чтобы не издать ни звука, ни стона.
Я пытался успокоиться, подавить ощущение собственного ничтожества, побороть желание сдаться. Боль накрывал а меня горячей волной, пульсируя в каждой клеточке тела.
Неожиданно справа от себя я увидел ту высокую женщину-инструктора, ее продолговатое лицо с огромными карими глазами. Какая женщина! Просто потрясающая!
Мне казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Что же со мной происходит? Ведь другие мужчины-рабы находятся точно в таком же унизительном положении.
— Как поживает твоя гордость, Эллиот? — язвительно спросил инструктор, встав прямо передо мной.
Он взял плетку двумя руками, высоко замахнулся, а потом поднес к моим губам.
И я поцеловал ее, поцеловал так, как добрые католики целуют крест в Страстную пятницу, и от прикосновения к кожаной плетке мне вдруг стало жарко, а по всему телу разлилось приятное тепло.
Это было какое-то странное чувство полного расслабления. Я так и застыл, прижав губы к коже. Перед глазами все поплыло, меня захлестнуло жаркой волной, подавившей желание сопротивляться. Мне лаже не надо было смотреть на инструктора. Я и так знал, что он все понял. Когда он отвел плетку от моих губ и шагнул в сторону, я, похоже, ненадолго потерял сознание.
А потом еще несколько мучительных секунд, совсем как тогда, на подиуме, когда я смотрел на толпившихся вокруг гостей. Но теперь я смотрел на женщину-инструктора. Это продолжалось всего мгновение, а потому не думаю, что рыжеволосый успел что-нибудь заметить.
Лицо, за которое женщины готовы были бы жизнь отдать! Я уставился вниз, замерев. Перед глазами все плыло, словно в тумане.
— А теперь маленький урок послушания. Будем учиться поднимать подбородок и смотреть прямо в глаза своих послушных товарищей, — прошептал рыжеволосый инструктор.
Что, мне смотреть на это сборище хорошистов и хорошисток! Да он, наверное, шутит!
Но я сделал все как он велел: поднял голову и посмотрел на них.
— Класс! Всем смотреть на наказанных, — велел рыжеволосый. (И все взгляды устремились на нашу пятерку.) — А теперь продолжим занятия, как будто этих маленьких недоразумений и не было вовсе, — сказал инструктор. — И если кто-нибудь из наших плохих мальчиков и девочек посмеет шевельнуться или издать хотя бы один звук, мы будем вынуждены снова прерваться.
Он отошел от меня и повернулся лицом к первым рядам кандидатов, и я наконец-то смог его хорошенько разглядеть. Очень высокий, широкоплечий, довольно стройный, с копной рыжих волос.
Белая шелковая рубашка с длинными рукавами, отделанными кружевами, прямо-таки как у классического пирата. Красивый сукин сын, хотя глаз, похожих на два тлеющих уголька, как пишут в плохих романах, было практически не видно из-за кустистых бровей.
— Как я уже говорил до этого достойного всяческого сожаления инцидента, — неторопливо и очень спокойно начал он, — вы теперь, все вы, являетесь собственностью Клуба. Вы существуете для его членов, для их удовольствия. Удовольствия смотреть на вас, трогать вас, пороть вас и использовать вас по собственному желанию. Здесь у вас нет индивидуальности. Все вы просто рабы. Ваши личные инструкторы будут вас кормить и обучать, а также ухаживать за вами.
