И вот, оказавшись посреди ночи совершенно одна на шоссе, я поймала попутку на Сан-Франциско, а шофер все бубнил и бубнил: «Студентки вроде тебя не должны садиться в машину к незнакомым мужчинам».
И после этого долгие месяцы сплошных отказов: нет, я не могу, я не хочу, нет и еще раз нет. Я буду учиться, я поеду в Европу, я стану тем, кто в нашем мире считается нормальным. Я влюблюсь, выйду замуж, рожу детей. Я буду, я буду… Я горю в огне. Я в аду.
Жан Поль был просто вне себя и очень недоволен мной:
— Ты моя лучшая ученица. Ты мой шедевр.
— Ты не понимаешь. Это засасывает меня. Если я сделаю это снова, то уже не вернусь. Да пойми ты наконец! Это пожирает все на своем пути. Я уже начала сходить с ума.
— Это именно то, что ты хочешь! — сердито прошипел он. — Ты не можешь обмануть меня! Ты рождена для этого, ты рабыня, и без хозяина твоя жизнь не будет полноценной!
— Не звони мне больше. Никогда.
Стук в дверь? Стук в дверь моих грез?
Я села на кровати. Неясные отзвуки разговоров, доносящиеся из сада. Это гости гуляют по аллеям. Тьма начала понемногу рассеиваться, очертания деревьев за окном стали более реальными.
Да, конечно, стук в дверь, но такой осторожный, что можно было подумать, будто мне послышалось. И странное чувство, что там, за дверью, стоит Эллиот Слейтер. Нет. Невозможно. Они отправили его вниз, а может, даже заковали в кандалы.
И, ради всего святого, с чего это я взяла, что даже если бы он и смог, то обязательно пришел бы в эту комнату!
Я зажгла ночник на столике, и дверь открылась. Полоска желтого света из коридора и обнаженная фигура, абсолютно идеальная, хотя здесь все фигуры идеальные, но для Эллиота Слейтера слишком маленькая. Это оказался Майкл. Он снова вернулся и явно пытался разглядеть меня в темноте.
— Лиза!
— Что такое, Майк? — спросила я полусонным голосом, еще не очнувшись от грез. Похоже, прошлое — самый сильный наркотик.
— Лиза, они ждут тебя в офисе. Говорят, что ты, должно быть, плохо положила трубку.
Нет. Такого просто не может быть. Я никогда не снимаю трубку просто так, тем более в первый же вечер…
И все же краем глаза я заметила на телефонном аппарате мигающий огонек. Звонок. Что случилось со звонком? И тут я вспомнила, что, вернувшись, собственноручно отключила его.
— Ричард говорит, у них там девчушка с липовыми документами, — объяснил Майкл. — Она слишком молода, чтобы ходить на балы для выпускников.
— И какого черта она здесь делает?! — возмутилась я.
— Лиза, если бы я знал об этом месте, когда мне было семнадцать, то спустился бы сюда на парашюте! — Майкл уже стоял у открытого шкафа, собираясь помочь мне одеться.
Я еще немного посидела, проклиная их за то, что так срочно вызвали меня. Но лучше уж там, чем этот сон не сон, эти грезы не грезы.
— Майк, поищи-ка в баре хорошего красного вина. Я сама оденусь.
9.
Эллиот. Сумеречный гость
Было темно. А я, похоже, от чего ушел к тому и пришел. Голова опущена вниз, запястья привязаны к крюку, совсем как на яхте. И вот так уже вторую ночь подряд. Хороших вам снов! Рядом со мной были и другие рабы. Время от времени дверь открывалась, и вошедший слуга обходил ряды наказанных, натирая маслом воспаленные ноги и ягодицы. Сказочное ощущение. Еще реже слуга обносил нас водой, разрешая сделать только один глоток.
Весь день и вечер мы убирали туалеты: но не ванные комнаты в апартаментах и бунгало, а места общего пользования на всех этажах всех помещений Клуба, при бесчисленных комнатах отдыха и бассейнах. Поистине рабский труд, на карачках, со швабрами и жесткими щетками. Мускулистые слуги, выводившие нас на работу, жизнерадостная команда настоящих самородков, трудились, не жалея носков сапог и обязательных кожаных хлыстов.
Даже в борделе вряд ли удастся состряпать что-либо, настолько унижающее человеческое достоинство, а именно: необходимость неукоснительного выполнения любых приказов. Итак, они в течение восьми часов старались довести вас до наивысшей точки, предварительно позаботившись о том, чтобы вы ее никогда не достигли.
Салоны и бары, красивые и холеные люди, которые проходили мимо, даже не удостаивая вас взглядом, — все это еще больше усиливало утонченную пытку. А слуги не упускали возможности игры в одни ворота, просто чтобы напомнить вам, что такое наивысшие точки.
Но истинная цель всей этой гениальной задумки — сломить ваше сопротивление. И достигалось это путем усиления нервозности, подавления чувств, создания такого впечатления, что за каждым углом вас ждет непреодолимое испытание. Мне уже казалось, будто у меня в плове возникают барьеры.
Я был частью этой системы. И система эта работала. Я был даже благодарен за короткие промежутки отдыха в ужасных условиях и совершенно спокойно воспринимал то, что меньше чем через шесть часов буду скрести полы в сиянии огней перед всей этой шикарной публикой. И так целых три дня! А ведь настоящая подготовка еще не началась.
А настоящая подготовка означала Мисс-Темные-Волосы-Темные-Глаза-Прекрасные-Руки по имени Лиза. Эллиот, тебе, похоже, выпал флеш-рояль. Но не надо об этом. Каждый раз, как я пытался представить ее себе, вспомнить тембр ее голоса, у меня начинали путаться мысли. Лучше думать о чем-нибудь другом. Лучше надеяться на то, что после трех дней чистилища со шваброй и щеткой в руках меня отправят прямиком в ад.
Или, может быть, в рай?
Вот в чем основная проблема: понять, где рай, а где ад.
Мне казалось, что я задремал, когда из темноты донесся странный звук. Стук каблуков по мраморному полу, прямо передо мной, перед узкой полоской коврика, на котором покоились мои измученные ноги. Но что это? Какое-то легкое позвякивание.
Я открыл глаза.
В темноте справа от себя я увидел чью-то фигуру. Высокая, но все же ниже, чем большинство здешних мужчин. И этот сладкий, дурманящий аромат «Шанель».
Сомневаться не приходилось. Это была она. В мою жизнь вошла женщина. Луч света высветил шелковистую волну ее длинных волос. Я увидел, как сверкали в темноте ее глаза и поблескивало кольцо у нее на пальце. Все остальное было во мраке. Затем — полоска света у нее под ногами и что-то сверкнуло у нее в руках, когда она подошла поближе, потом — ослепительная белизна ее блузки с крохотными перламутровыми пуговками и, наконец, ее лицо, выступившее из расступившейся темноты.
Если бы не темнота, я, конечно, как положено, опустил бы глаза, но сейчас я мог позволить себе не отводить взгляда.
Она подошла еще ближе, и я почувствовал ее маленькую горячую руку на своей щеке и прикосновение чего-то холодного к губам.
На меня вдруг дохнуло густым терпким винным запахом, и я непроизвольно открыл рот. Первоклассный кларет, в меру холодный. Я стал жадно пить и, когда стакан опустел, облизал губы.
