— Ладно. Тогда найди остальных! — отрезала я. — Пусть вся группа пройдет повторное обследование. Если здесь есть еще несовершеннолетние, я хочу их отловить.
— Ну пожалуйста… — Девчушка наклонилась вперед, целомудренно запахнув на груди халат. — Разрешите мне остаться! У вас ведь есть документы, что мне двадцать один. Так чего вам бояться? И не говорите, что я вам не подхожу. Только посмотрите на меня! Я ведь видела остальных. Я не хуже любой другой…
— Выбери город, — холодно ответила я. — Перелет частным самолетом до Майами, а оттуда первым классом куда пожелаешь. Ты уезжаешь прямо сейчас.
— Но я хочу, хочу, хочу здесь остаться! Вы не понимаете, что это для меня значит. Поговорите с моим Хэндлером, и он вам скажет, что я первый класс. Ну посмотрите же! Я готова, говорю же вам: меня обучал самый лучший.
— Хорошо, высадим ее в Лос-Анджелесе.
— Нет! — взвизгнула она и закусила губу. Глаза у нее слегка затуманились, но в них промелькнуло что-то расчетливое.
— Нью-Йорк, — наконец пробормотала она.
— Хорошо. Пусть будет Нью-Йорк. Закажи ей номер в «Плазе» на двое суток и дай ей тысячу долларов, — заявила я и, посмотрев на девчушку, добавила: — Трать деньги с умом, как гласит старая поговорка.
— Сука!
— Не мешало бы поучить тебя хорошим манерам, прежде чем ты уедешь, — прошептала я.
Девчушка уставилась на меня, судорожно соображая, что же будет дальше.
— Уберите ее отсюда! Ну пожалуйста, приведите мне хоть одну причину, почему вы со мной так поступаете, — взмолилась она, размазывая слезы по пухлым щекам, но глядя на меня абсолютно холодными глазами. — Вы ведь сами знаете, что я понравлюсь клиентам. Не можете не знать. Так объясните же мне, Христа ради, какого черта вам нужен кто-то на шесть лет старше меня!
— Это жестокий мир, дорогуша. Ты когда-нибудь слышала выражение «совершеннолетние, достигшие брачного возраста»? Мы не имеем дела с сумасшедшими, мы не имеем дела с несовершеннолетними, мы не имеем дела с непокорными рабами. Возвращайся через пять лет, тогда и поговорим. Но не пытайся нас надуть, взяв другое имя. А теперь уберите ее отсюда! Отправьте ее в Майами, и чем раньше, тем лучше.
— Сука, ненавижу тебя! — завизжала она, а когда хэндлер попытался ее поднять, заехала ему локтем в живот. — Вы не можете так со мной поступить! У меня все бумаги в порядке. Позвоните Ари! — И когда еще один хэндлер завернул ей руки за спину, завопила дурным голосом: — Я все, на хрен, расскажу!
— Можешь не беспокоиться. — ответила я.
Девчушка не прекращала попытки скинуть руку хэндлера.
— Если ты серьезно, — продолжила я, — то у нас здесь, в бунгало Эйч, как раз два репортера из «Нью-Йорк таймс». А в главном знании, на пятом этаже, парень из Эн-би-си.
— Думаешь, самая умная! Я все про вас расскажу.
— Дорогая, про нас и так все пишут и говорят. Сходи в библиотеку и посмотри. И когда раб «все говорит», то боюсь, делает он это на обороте таблоидов, рядом с душещипательными рассказами бывших девушек по вызову и порнозвезд, которые узрели Христа. Что касается «Таймс», то можешь забыть об этом. Ты когда-нибудь слышала выражение «новости, пригодные для печати»?
Хэндлеры наконец оторвали отчаянно брыкавшуюся девицу от пола и потащили в сторону открытой двери. Когда дверь за ними закрылась, мы с Ричардом переглянулись.
— Ари на первой линии, — сообщил он.
Я взяла трубку.
— Богом клянусь, Лиза, я ничего не понимаю. Этой девушке не может быть шестнадцать. Если это так то, значит, я сошел с ума.
— Ари, я только что ее видела. Малолетняя Мисс Америка. Кончай пудрить мне мозги!
— Я правду говорю, Лиза. Это выше моего разумения. Все бумаги были в порядке. А ты ее проверила? Она два года разносила коктейли в Виллидже. Лиза, она просто динамит! Это я тебе говорю. Ей никак не жжет быть шестнадцать. Она меня такому научила!
— Все, Ари. Больше мы с тобой не работаем, — отрезала я.
— Лиза, ты не можешь так со мной поступить! Ты не понимаешь.
— Нет. Даже если у нее будет фигура Рэйчел Уэлч, а лицо Греты Гарбо.
— Лиза, она способна надуть самого Господа Бога. Я всегда продавал тебе лучший товар по эту сторону Скалистых гор. Ты не сможешь получать рабов из Восточных штатов у кого-то…
— Слышал когда-нибудь о Грегори Санчесе из Нового Орлеана или о Питере Шлезингере из Далласа? Ари, ты продал нам малолетку. Шестнадцатилетнюю девушку. Мы больше не можем тебе доверять. До свидания, — сказала я и плвесила трубку.
Потом я в изнеможении откинулась на спинку стула и так и осталась сидеть, устремив глаза в потолок.
— Я поднял дела еще двоих, что Ари нам продал, — начал Ричард. Он неторопливо подошел к столу, не вынимая рук из карманов. — На самом деле все чисто. Мужчине-рабу не меньше двадцати трех, а может, и больше. Женщине двадцать девять. Первоклассный товар, — добавил он, продолжая внимательно за мной следить.
Я только молча кивнула.
— А что с деньгами? — поинтересовался Ричард.
— Пусть оставит себе, — ответил я. — Насколько я знаю Ари, она не получит ни цента, но больше я с Ари разговаривать не желаю. Я не коп, чтобы разбираться с детьми и лжецами.
— Но в этом-то и беда, — холодно заметил Ричард. — Она уже давно не ребенок. — Он даже слегка прищурился, как делал всегда, когда речь шла о серьезных вещах, отчего глаза его стали казаться меньше, но ярче. — У нее началась менструация, когда ей было одиннадцать, а девственность она потеряла, если, конечно, это дикое слово еще не вышло из употребления, в тринадцать. Она именно такая, как и говорит о себе. Возможно, шесть месяцев работала в частных комнатах Ари. Когда я до нее дотронулся, у нее случился оргазм. Если ударить ее хлопалкой, то кожа восстанавливается прямо на глазах.
— Все это старая песня, — кивнула я. — От Катманду до Канзаса наше имя означает одно: никаких несовершеннолетних, никаких сумасшедших, никаких пленников, никаких наркотиков. Совершеннолетние, достигшие брачного возраста!
Ричард, прищурившись, смотрел куда-то мимо меня: взгляд отстраненный, морщины на лице стали еще глубже. Он провел рукой по волосам и тихо сказал:
— Не будь такой жесткой. Это я ее отобрал. Я привел ее в Клуб.
— Я не привыкла хвалить людей, если они совершают именно то, что от них меньше всего ожидают. По-твоему, мне надо сделать исключение и похвалить тебя?
— Но разве это справедливое правило? Я имею в виду, если учесть, что она уже прошла огонь, воду и медные трубы?
— Ты что, хочешь сделать из меня сельскую учительницу или социального работника? — огрызнулась я. — Так позволь тебе напомнить, что представляет собой это место. Это не анфилада тускло освещенных комнат, куда ты отправляешься в субботу вечером, чтобы провести ритуальные действия, о которых мечтал всю неделю. Это место является абсолютом. Эта среда засасывает тебя, стирая все другие реальности. Это твои ожившие фантазии! — воскликнула я, но, почувствовав, что вот-вот лопну от злости, решила сбавить обороты. — А еще ты не должен забывать о том, что означают эти годы. Я имею в виду между шестнадцатью и совершеннолетием.
