— О, какие мы, оказывается, нежные, — насмешливо произнесла она, обжигая меня взглядом и дразня полураскрытыми алыми губами.
Я уже почти умолял ее, даже сказал «пожалуйста», так как чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Мне хотелось убежать, хотя бы повернуться к ней спиной — я уже сам не знал, чего хочу, — лишь бы освободиться от ее власти. Но в этой ситуации у меня не было ни малейшего шанса.
Она приподнялась на цыпочки, стараясь дотянуться до чего-то над моей головой. Я поднял глаза и увидел, что это была пара белых кожаных наручников, прикрепленных к концу белой кожаной цепи. Господи, я ведь совсем забыл о них! Но что бы все это могло значить?
— А теперь подними руки! — велела она. — Нет, чуть пониже, мой долговязый красавчик! Просто держи их над головой, чтобы я могла достать. Чудно.
Я почувствовал, что весь дрожу. Маленькая симфония вынужденных признаний. Похоже, я даже начал согласно кивать.
Наручник крепко сомкнулся на моем левом запястье, а затем — на правом. Потом она связала мне руки. Я тем временем стоял, как дурак, абсолютно беспомощный, словно меня держали шесть здоровых мужиков. После этого она подошла к стене и нажала на какую-то кнопку. Кожаная цепь поползла к потолку, подтягивая мои скованные руки вверх.
— Это очень крепкая цепь, — заметила она, снова подойдя ко мне вплотную. — Хочешь попробовать освободиться?
Короткая сорочка натянулась у нее на бедрах, дав мне возможность поближе рассмотреть черный треугольник волос.
Я покачал головой. Я уже знал, что она снова будет меня трогать, и знал, что не выдержу такого напряжения.
— Ты слишком дерзкий, Эллиот, — сказала она, прижавшись ко мне всем телом и положив руку мне на грудь. — Обращаясь ко мне, ты должен говорить только «нет, мэм» и «да, мэм».
— Да, мэм, — ответил я, чувствуя, что покрываюсь испариной.
Ее пальцы пробежали по моему животу, опускаясь все ниже, нежно давя на пупок. Я уже с трудом сдерживался. И тут она погладила мой член. Я постарался отодвинуться, но она твердо положила мне руку на шею, и я чуть было не скривился от боли.
— Поцелуй меня, Эллиот, — прошептала она.
Я повернул к ней голову, и она впилась в меня своим жадным ртом, языком раздвигая мне губы. И между нами снова проскочил электрический разряд. Я ответил ей жадным поцелуем, словно хотел проглотить ее целиком. Я целовал ее так, будто это она, а не я, была подвешена к крюку. Я мог держать ее до бесконечности, настолько сильным было возникшее между нами электрическое поле: мог поднять как пушинку, мог вывернуть наизнанку. И когда она прижалась ко мне грудями, опьяняя своей близостью, я понял, что она моя. Ее ногти все сильнее впивались в кожу вокруг мошонки. Но эта боль превращалась в исходящую от меня силу, которую я полностью отдавал ей. Стоя на цыпочках, она давила на меня уже всем своим весом, сжимая мне шею левой рукой. Я наслаждался ею, ласкал ее рот языком, извиваясь в наручниках в непроизвольной попытке освободиться.
И тут вдруг она отпрыгнула.
— Господи, — прошептал я, закрыв глаза.
Затем я почувствовал ее влажные губы у себя под рукой. Она покусывала мне волосы в подмышечной впадине. Это было так неожиданно, что я даже вздрогнул. Правой рукой она взяла меня за яички и стала ласкать их, одновременно целуя меня в подмышку и тем самым просто сводя с ума. Моя кожа стала сплошной эрогенной зоной, а она все ласкала и лизала мое тело.
Я был так напряжен, что даже скрежетал зубами. Внезапно она выпустила яички и, крепко обхватив пальцами основание члена, стала нежно его поглаживать.
— Я больше не могу. Не могу, — простонал я сквозь сжатые зубы.
Я качнулся назад, прилагая титанические усилия, чтобы не кончить. Она меня отпустила, а затем притянула к себе мою голову и снова принялась целовать, энергично работая языком.
— А ведь это хуже, чем порка, — промурлыкала она между поцелуями, — когда тебя мучают, доставляя удовольствие.
На этот раз мне удалось высвободиться из ее цепких рук, и я начал осыпать ее лицо поцелуями, жадными губами впиваясь в ее щеки и веки. Повернувшись, я вонзил в нее свой член — прямо в белый хлопок ее сорочки. О боже, какое утонченное наслаждение — чувствовать ее тело через тонкую материю!
— Нет! Не делай этого! — воскликнула она со злобным смешком, щелкнув меня по члену правой рукой. — И никогда больше так не делай, пока я тебе не разрешу! — Она снова и снова шлепала меня по члену.
— Ради бога, перестань, — прошептал я.
Член пульсировал, с каждым ударом становясь все тверже.
— Хочешь, чтобы я заткнула тебе рот?
— Да, можешь заткнуть мне рот! Хорошо бы сиськами или языком, — ответил я.
Я трясся в лихорадке и непроизвольно сильно рванул наручники, словно желая сделать их посвободнее. Она ответила мне низким, вибрирующим смехом. — Ты плохой мальчик. — И с этими словами она снова принялась меня шлепать.
Она провела ногтем по головке члена, а затем ущипнула, чтобы она закрылась. «Да-да-да, испорченный ребенок», — хотел было сказать я, но вовремя остановился. Я даже отвернулся от нее, уткнувшись лбом в плечо. Но она взяла мое лицо обеими руками и снова притянула к себе.
— Ты ведь хочешь меня? Хочешь?
— Да, хочу затрахать тебя до смерти, — прошептал я.
Я снова поймал губами ее рот и, не позволив ей увернуться, впился в него, одновременно давя на нее членом.
Отпрыгнув, она опять принялась с размаху бить и шлепать мой напрягшийся член. Потом она оставила меня в покое, молча прошла через всю комнату, подошла к комоду и так и осталась стоять, даже не потрудившись убрать упавшие на лицо пряди волос.
Ее стройное тело было покрыто капельками влаги, лицо раскраснелось, так же как шея и грудь. Мне стало тяжело дышать. Подобной эрекции у меня еще не было ни разу в жизни. По крайней мере, я такого не помню.
Мне казалось, что я ненавижу ее. И тем не менее я просто пожирал ее глазами: эти розовые бедра, изящные ноги, обутые в белые шелковые туфельки на шпильках, эту грудь, просвечивающую под тонким кружевом. А как изящно она вытирала рот тыльной стороной ладони!
Потом она что-то достала из комода. Что-то вроде кожаных рогов телесного цвета. Присмотревшись получше, я понял, что это был искусственный член, но не один, а два члена, соединенных вместе одной мошонкой. И члены эти выглядели весьма правдоподобно: они даже двигались толчками, когда она слегка сжала искусственную мошонку, совсем как ребенок резиновую игрушку.
Она поднесла все это поближе ко мне, словно предлагая в дар. Члены были сделаны мастерски: блестящие, хорошо смазанные, с тщательно вылепленными головками. Насколько мне было известно, в мошонку закачали какую-то жидкость, которая при правильном нажатии поступала в оба члена.
— Эллиот, тебя когда-нибудь трахала женщина? — еле слышно произнесла она, убирая со лба непослушную прядь. Лицо ее было покрыто капельками лота, а огромные глаза затуманены.
