Он не показался мне странным, или опасным, или непокорным. Нет, он показался мне абсолютно непредсказуемым, каковым и был до сих пор.
Я медленно села, затем поднялась. Он внимательно за мной следил, но даже не шелохнулся.
Подойдя к комоду, я взяла с кресла пеньюар и надела, думая о том, как странно ощущать на себе эту оболочку из кружева и хлопка, которая, по идее, должна была защищать меня от него.
Я нажала кнопку вызова хэндлера, и он побледнел. На его лице отразился сначала неприкрытый страх, затем — отчаяние. А глаза его, обращенные ко мне, подернулись влагой. У меня вдруг комок встал в горле. Да, все когда-то кончается. Но что это значит? Почему я пытаюсь внушать себе то, что и сама не до конца понимаю? Он смотрел прямо перед собой, куда-то в пустоту, мимо меня, словно ему нужно было принять важное решение, но он был не в силах этого сделать.
И тут почти сразу в комнату вошел Дэниел, который отвечает за мою спальню. И я заметила, как изменилось его лицо, когда он увидел раба, сидящего в вызывающе расслабленной позе, без обычных наручников, и не обращающего на нас абсолютно никакого внимания.
Эллиот, думая о чем-то своем и глядя в никуда, медленно поднялся на ноги.
Дэниел явно почувствовал облегчение, но вид у него был весьма неуверенный.
— Ладно, — сказала я. — Уведите его на ночь. Ванна, полный массаж, ультрафиолетовая лампа, — продолжила я и, задумавшись, замолчала. Ага, уже готовлю для него распорядок дня. Обычная рутина. Если я срочно не отошлю его, то сойду с ума. И все же он должен получить то, на что подписался. — Хорошо. А утром на занятия с другими кандидатами. В восемь тренировка с Дианой, а в девять — сервировка стола с Эмметом. Я попрошу Скотта использовать его для демонстрации в своем классе в десять.
Нет-нет. Только не Скотт. Он может влюбиться в Скотта. Надо что-то сделать, надо… Хорошо. Пусть будет Скотт. Пусть Скотт использует его для демонстрации. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Скотт уж точно не даст ему спуску.
— В полдень отдых, потом обслуживание столиков или работа в баре. Смотреть, но руками не трогать!
Что еще? Больше ничего не придумать. Он обязательно влюбится в Скотта!
— За любое непослушание, буквально любое, выбить из него всю дурь, но никто, я хочу сказать, никто, даже Скотт, чтобы пальцем его не тронул, я хочу сказать…
У меня уходила почва из-под ног… Я тонула…
— А еще хочу, чтобы он отдыхал между четырьмя и шестью, а в шесть ноль-ноль чтобы был здесь!
— Да, мэм, — смущенно и несколько обеспокоенно ответил Дэниел.
— Какого черта, что с тобой творится? — сказала я. — Ты что, совсем рехнулся?
— Извините меня, — воскликнул он, взяв Эллиота за руку.
— Убери его отсюда. Живо! — закричала я.
Эллиот молча смотрел на меня. Необходимо немедленно это прекратить. Меня молнией пронзила мысль, что я провалила все дело, не оправдала его ожиданий, что впервые за время «тайной жизни» выбилась из колеи. У меня застучало в висках, и я резко отвернулась.
17.
Лиза. Наваждение: двадцать четыре часа
Я сидела и смотрела на них, словно это были живые существа, смотрела на два больших брезентовых, довольно грязных чемодана с ключами в замках и маленький кейс для документов, лежащий сверху. Я даже подавила в себе первый порыв убрать все это в шкаф или запихнуть под кровать и задрапировать кружевными оборками.
Полдень. Нетронутый завтрак на подносе давно остыл. А я сидела в ночной рубашке, облокотясь на подушки, и приканчивала уже второй кофейник кофе. За всю ночь я и четырех часов не спала. Я попыталась было вздремнуть между десятью и одиннадцатью, когда он как раз занимался в классе у высокого темноволосого красавца Скотта. Я хотела забыться и не думать об этом, но ревность не дала мне заснуть, а потому я просто лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок.
Хотя чувствовала я себя при этом совсем неплохо. Постепенно я начала хоть немножко что-то понимать.
На самом деле уже много лет у меня не было так хорошо на душе. По крайней мере, ничего подобного припомнить не могу. Или все же могу? До меня вдруг дошло, что в английском языке слишком мало слов для определения понятия «возбуждение». Требуется не меньше двадцати таких слов, чтобы описать нюансы сексуального влечения, а затем — возбуждения, когда становишься сам не свой и поддаешься наваждению — этому взрывоопасному чувству, состоящему из экстаза и вины. Да, наваждение — это именно то самое слово.
И вот теперь передо мной эти чемоданы, заполучить которые было очень и очень нелегко. Естественно, я не могла просто позвонить и сказать: «Это Лиза. Мне необходимы личные вещи Эллиота Слейтера. Принесите их в мою комнату». Нет, нам нельзя брать домой личные вещи рабов. Нельзя вот так взять и послать за кейсом с документами.
Все это сугубо конфиденциально — личные вещи человека, которым снова становится раб, покидая наш остров. Интересно, а кто установил эти правила? Нетрудно догадаться!
Но путем хитроумной логической комбинации, основанной на мелкой лжи, мне удалось это сделать. И вообще, у меня могут быть свои причины, и я вовсе не обязана ничего объяснять.
Чемоданы уже были один раз распакованы — так ведь? — а все вещи проверены, помещены в пластиковые мешки с шариками от моли и аккуратно развешаны. Тогда какая уж такая страшная тайна? У меня имеются веские причины безотлагательно затребовать личное имущество Эллиота Слейтера. Я распишусь за все, включая деньги и документы. Запакуйте и срочно принесите сюда!
Меня опять, словно порывом горячего ветра, обдало волной желания.
Господи, как же я хотела его! Сложив руки на груди, я даже согнулась, ожидая, пока пройдет приступ. И вдруг я снова вспомнила первые годы учебы в университете, когда я точно так же страдала от сексуального голода, но тогда все это было на чисто физиологическом уровне; без обещаний брачных уз, без обещаний вечной любви. Отвратительные воспоминания о комплексе неполноценности из-за сексуальных отклонений, будто я скрывала какую-то тайну, сделавшую меня отверженной.
Но все-таки как приятно вновь почувствовать безумство молодости! И в то же время как страшно! На сей раз все это было связано с другим существом, с Эллиотом Слейтером, вихрем ворвавшимся в мою жизнь и ставшим властителем моей души и моего тело. И если я не буду об этом думать, думать всерьез, то могу впасть в самую настоящую депрессию.
Я слезла с кровати и осторожно подошла к чемоданам. Они были сильно потертые, с обшарпанными кожаными углами. И очень тяжелые. Я повернула ключ в замке того, что слева, и расстегнула ремни.
Но внутри все было по-другому. От аккуратно сложенной одежды исходил слабый аромат мужского одеколона. Чудная коричневая вельветовая куртка с заплатами на локтях. Твидовый пиджак. Три роскошных костюма от «Брукс бразерс», синие рубашки, еще с бирками. Армейские водолазки. Две отпадные куртки цвета хаки в стиле «сафари», и карманах которых я обнаружила скомканные парковочные талоны и билеты на самолет. Строгие полуботинки, мокасины от «Балли», дорогие джинсы. Да, похоже, мистер Слейтер летает только первым классом.
