По дуновению воздуха я инстинктивно почувствовал ее приближение, запах ее духов, на подсознательном уровне ощутил исходящую от нее силу.
Я специально склонил голову набок и посмотрел на нее сверху вниз, как бы впитывая ее образ, прежде чем встретиться с ней взглядом. Остроносые сапоги на высоких каблуках, тугие брюки, наверняка врезающиеся в промежность.
Я увидел ее руки и понял, что больше не выдержу. Она должна дотронуться до меня. Мне это просто необходимо. Шейх Руди Валентино похитит ее и увезет в свой шатер в пустыне. Но ни один из нас даже не шелохнулся.
— Следуй за мной! — бросила она, лениво щелкнув пальцами, а затем повернулась и скрылась за двухстворчатой дверью.
Это был кабинет, который я уже мельком видел прошлой ночью. Я следил за плавным движением ее узких бедер, страстно желая прикоснуться к обнаженной шее. В этом костюме она была похожа на манекен. На игрушечного мужчину. В ней было нечто неземное.
Большой письменный стол, в углу массивная африканская скульптура и просто потрясающая гаитянская живопись: бытовые сценки, относящиеся к тому времени, когда Гаити был французской колонией. Непременно рассмотрю картины получше, но позднее. Когда я уже не буду так ослеплен ее красотой, когда осыплю поцелуями ее обнаженные ступни, ее обнаженные икры, ее обнаженное местечко между ног, которое просто необходимосрочно освободить. Совсем не женская комната, за исключением, конечно, самой хозяйки, облаченной в темно-лиловый бархат. Она стояла, повернувшись ко мне спиной, и смотрела куда-то в сторону.
Проследив ее взгляд, я удивленно воскликнул:
— Да это же мои чемоданы!
Но ведь Мартин говорил, что вся одежда будет сдана на хранение. Элементарное соблюдение мер безопасности, поскольку без документов и одежды невозможно убежать из Клуба. Более того, Мартин говорил, что вещи хранятся не на острове, а где-то в другом месте. Я тогда еще представил себе некое абстрактное банковское хранилище. И все же это были именно мои чемоданы, без замков и раскрытые. Я увидел паспорт и кошелек, лежащие на стопке одежды. Мне было как-то странно, даже неловко смотреть на свои личные вещи — вещи из другого мира.
— Хочу посмотреть, как ты выглядишь одетым, — сказала она.
Я бросил на нее удивленный взгляд, пытаясь понять, что бы все это значило. И тут меня поразила странная мысль: одеваться в ее присутствии будет еще более унизительным. Какое-то извращение, но извращение божественное. Я чувствовал, что она вся дрожит, хотя она тщательно скрывала свое состояние.
— Хочу, чтобы ты надел вот это, — произнесла она, протягивая мне серую водолазку. — Тебе ведь нравится серый цвет? И ты не любишь ничего цветного. Если бы ты был моим там, в другой жизни, я заставила бы тебя носить только яркую одежду. А теперь надень вот это для меня.
Я взял у нее водолазку и с трудом натянул через голову, словно разучился одеваться. Непередаваемое ощущение — прикосновение мягкой ткани к обнаженной коже. Но нижняя часть тела оставалась до смешного голой. Мой напряженный член выглядел даже как-то неуместно.
Я чувствовал себя кентавром с порнографической картинки.
Но тут она протянула мне коричневые брюки, которые я сразу же и надел — жесткая ткань царапала ягодицы и жала в промежности. Я не был уверен, застегнется ли молния на брюках: пришлось приложить немалые усилия, чтобы обуздать болезненную эрекцию. Лиза не сводила с меня внимательных глаз, а я лишь беспомощно улыбался.
— Застегни молнию! — приказала она. — И не вздумай кончить!
— Да, мэм, — ответил я. «Интересно, что чувствовали Адам с Евой у себя в раю, когда впервые оделись?»
Я взял у нее ремень. Как странно самому держать эту полоску кожи в руках, вдевать ее в шлевки. Зря я с ней так! Одежда все изменила. Но было в это ситуации что-то безумное, даже более безумное, чем спортивная аркада и этот чертов позорный столб…
— Вот ты и покраснел, — заметила она. — Но тебе идет. Еще больше оттеняет твои светлые волосы.
Я снова не сдержался, ухмыльнувшись так, словно хотел сказать: «Что вы, что вы! Право, не стоит!»
Она дала мне пару носков и коричневые мокасины от «Балли», которые мне не слишком нравились. Опустив глаза, я быстро натянул носки и обулся.
Поистине странное ощущение: благодаря кожаным подметкам я почему-то стал казаться себе выше ростом.
И все же я чувствовал себя неуютно: в одежде я снова был точно в оковах.
Она протянула мне коричневый шерстяной кардиган.
— Нет, только не это… — сказал я.
Она растерянно мяла кардиган, не понимая, в чем дело.
— Я просто хочу сказать, что это уже перебор. Кардиган слишком хорошо сочетается с брюками и туфлями.
Я так не одеваюсь.
— Что тогда?
— Твидовый пиджак с поясом. Если вы не против того, что я выражаю свое мнение.
— Конечно-конечно, — ответила она.
Она положила коричневый кардиган обратно, достав твидовый пиджак. Люблю пиджаки с поясом. На самом деле я не отказался бы от одной из своих потрепанных курток «сафари», но, думаю, что она не согласится.
— Теперь доволен? — ехидно поинтересовалась она.
— Нет, пока не причешусь. Видите ли, надев пиджак, я обычно причесываюсь.
Ягодицы под грубой тканью горели огнем, а член, казалось, вот-вот отвалится. Меня, можно сказать, буквально скрутили в узел!
И тогда она совсем по-мужски засунула руку в задний карман брюк и достала оттуда черную пластмассовую расческу. При этом все ее тело так пленительно извивалось, что у меня дух захватило.
— Спасибо, — с трудом выдавил я, так как боялся, что прямо сейчас кончу.
— Зеркало вон там, — кивнула она в сторону простенка между дверей.
И я снова увидел прежнего Эллиота Слейтера, таким, каким он был миллион лет назад, когда бродил по Сан-Франциско в поисках подходящего фильма, чтобы скоротать свою последнюю ночь — последнюю ночь на свободе.
Приведя себя в порядок, я вернул ей расческу, намеренно задержав ее пальцы в своей руке, а затем посмотрел ей прямо в глаза. Она непроговольно отпрянула, можно сказать, отскочила в сторону. Но, спохватившись, снова решила взять инициативу в свои руки, поскольку не желала признавать, что ей страшно.
— В чем дело? — спросил я.
— Ш-ш-ш! Пройдись по комнате, чтобы я могла тебя получше разглядеть, — велела она.
Я повернулся к ней спиной и сделал пару шагов, чувствуя, как тянет, жмет и нещадно натирает одежда. А затем, пройдя по кругу, снова направился к ней. Когда я подошел совсем близко, она, подняв руку, воскликнула:
— Стоп!
— Я хочу тебя поцеловать, — прошептал я, словно в комнате было полно народу.
— Заткнись! — воскликнула она, попятившись.
