Я осторожно, бочком, вошла в комнату. Справа широкие ступени железной лестницы, ведущей в комнату в башне. Запах благовоний, смешанный с запахом горящих дров. Запах книг. За окнами, казалось, еще явственнее замерцали огни большого города.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — произнесла я.
Он достал из кармана очередную сигарету и с трудом прикурил, так как не мог справиться с зажигалкой. Ну что же, уже хорошо. Потом ожег меня сердитым взглядом. На фоне темного загара его глаза казались просто невероятно голубыми. Похоже, это самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни. Даже несмотря на сердито сжатый рот. Я глубоко вздохнула, не в силах продолжать.
— Ну давай говори, — произнес он, на сей раз уже не стараясь избежать моего взгляда.
— Я… ах… приехала сюда… — начала я, набрав в грудь побольше воздуха. — Я приехала, чтобы сказать, что я… — промямлила я и замолчала.
— Ну, я тебя внимательно слушаю.
— …что я люблю тебя.
Все с тем же холодным выражением лица он поднес сигарету ко рту.
— Я люблю тебя, — повторила я. — И я… ах… я любила тебя, когда ты говорил, что любишь меня. Я просто не могла произнести это вслух. Мне было страшно.
В ответ — только тишина.
Я влюбилась в тебя и совсем потеряла голову. Убежала с тобой, наплевав на все, так как просто не знала, как справиться с ситуацией, не знала, что делать.
Тишина.
Потом выражение его лица слегка изменилось. Смягчилось, или мне только показалось. Он стоял, слегка наклонив голову набок и, похоже, потихоньку оттаивал. Неожиданно мои глаза заслезились, словно комната вдруг наполнилась дымом. Господи, да какая, в сущности, разница, злится он иа меня или нет?!
Мне было уже на все наплевать. Я просто должна была высказать ему все. И совершенно неважно, что он будет говорить. Я поняла, что все сделала правильно. Что приехала сюда, что вот так стою здесь, в его доме, и выплескиваю наболевшее. И вот в этой мертвой зоне, преодолев душевную боль, я вдруг почувствовала бесконечное облегчение, даже душевный подъем. Я заставила себя отвести от него взгляд и стала смотреть куда-то мимо, сосредоточившись на сиянии городских огней, на мерцающем силуэте Золотых ворот.
— Я люблю тебя, — продолжила я, — люблю так сильно, что выставила себя круглой дурой, заявившись к тебе домой. Я больше не хочу с тобой расставаться. Никогда-никогда. Даже поехала бы за тобой в Гонконг или Катманду, чтобы только сказать тебе это снова и снова.
Тишина.
Огоньки на плавных изгибах моста будто ожили, засверкав еще ярче, ожили и окна в высоченных, как лестница в небо, небоскребах.
— Я… ах… очень перед тобой виновата, — сказала я, — за то, что сделала, за то, что испоганила в твоих глазах Клуб.
— К черту Клуб! — отозвался он.
Я украдкой бросила на него взгляд, чтобы успеть отвести глаза, если замечу, что он действительно зол на меня. Но в неярком свете от горящего камина что-либо увидеть было невозможно. За исключением одного: передо мной стоял мой Эллиот и сейчас мы уже были чуть ближе друг к другу, чем минуту назад. Глаза у меня почему-то отчаянно заслезились, и мне пришлось — уже в который раз — рыться в сумочке в поисках чертовою носового платка.
— Я просто хочу сказать, что кто-то другой, наверное, лучше справился бы с ситуацией, всхлипнула я. Кто-то другой, наверное, точно знал бы, что говорить и что делать. Все, что я знаю, так это то, что не могу оставаться в Клубе и одновременно любить тебя. Просто не способна любить тебя и оставаться тем, кем я была там. Знаю, я должна была все сказать тебе еще тогда, в Новом Орлеане, но я страшно боялась, что тебе захочется обратно в Клуб. Потому что поняла, что все эти ролевые игры уже не для меня. Я думала, что разо… Думала, что разочаровываю тебя. Только все порчу. Подвожу тебя.
Тишина.
— Ну, по правде говоря, я и сейчас-то не могу этого сделать. Даже сейчас. У меня в голове что-то заклинило — и я просто не могу. Просто не могу проделывать это с тобой. Да и с кем-нибудь, наверное, тоже. Слишком уж все это искусственно. Словно западня. — Тут я на секунду закрыла глаза, а когда открыла их снова, то увидела, что он не сводит с меня немигающего взгляда. — И все же ты никогда не был для меня пожарным выходом. Нет, просто был ты — ты, который все разрушил, — был ты и была я.
Он упорно продолжал на меня смотреть, и лицо его вдруг ожило, став таким, как прежде, — чутким и мягким.
— И если ты не примешь меня такой, не захочешь, чтобы все было как в те последние несколько дней, я пойму. Я хочу сказать: ты ведь не за тем ехал в Клуб? Я пойму, если ты по-всякому меня обзовешь. Я это заслужила. Но что случилось, то случилось. И я люблю тебя. Я влюблена в тебя, и еще ни разу в жизни никому не говорила таких слов. — Тут я замолчала, так как срочно надо было высморкаться и вытереть глаза.
Я стояла, уставившись в пол и радуясь про себя, что сумела это сделать. Как бы то ни было, я сделала это! Худшее позади. И от одного осознания этого мне сразу стаю так легко и спокойно. А теперь — будь что будет! Отступать уже поздно. И пусть Эллиот злится себе на здоровье!
Тишина.
— Ну, в любом случае, я сказала все, что хотела. Что я люблю тебя и сожалею, что причинила тебе боль, — заявила я и, разрыдавшись, добавила: — Это что-то. Слезы каждые четыре часа. Это уже становится моей второй натурой, точно новый вид садомазо: бросает то в жар, то в холод.
Комната вдруг расплылась у меня перед глазами, будто внезапно выключили свет. А потом снова включили. Он подошел ко мне совсем близко и встал прямо передо мной в отсветах пылающего огня в камине. От него так приятно пахло одеколоном, а еще соленой морской водой.
Я почувствовала, что рассыпаюсь на мелкие кусочки. Именно так, как и говорила Мартину. Мне хотелось дотронуться до него, прижаться к его груди. Но мы оба продолжали стоять как вкопанные. И я просто не осмеливалась первой протянуть руку.
— Знаешь, я… ах… я забронировала места в самолете до Венеции, — произнесла я. — Я тут подумала, а вдруг у нас снова получится и мы сможем все наладить. На сей раз мы ведь реально можем вот так просто взять и сорваться. Можем просто побродить по Венеции и все обсудить. Если, конечно, удастся помириться, если ты… Я имею в виду, если, конечно, я не все до конца изгадила…
Тишина.
— Помнишь, ты как-то говорил, что лучше Венеции нет города для прогулок, не считая, конечно, Нового Орлеана.
Тишина.
— Это твои слова, — вдруг отозвался он.
— Мои? Ну, знаешь, вся эта еда в Венеции, ну, я хочу сказать, макароны и все такое… Может, все же стоит попробовать? — спросила я, посмотрев ему прямо в глаза. — Я хочу сказать, что все бы отдала, лишь бы… Лишь бы вернуть тебя!
— Все-все? — переспросил он.
— Ага, все, за исключением одного… Не хочу больше быть Перфекционисткой. Даже и не проси!
