Мартин одобрительно улыбнулся:
— Как сказал джинн, вылезая из лампы: «Да, хозяин». Пусть будет женщина.
— Она должна быть привлекательной, и хотя ей вовсе не обязательно быть красавицей, она должна хорошо знать свое дело…
— Конечно, — терпеливо кивнул он. — Но скажите мне… — Тут Мартин затянулся трубкой, выпустив в потолок кольцо дыма. — А ты хотел бы познакомиться с этой дамой в спальне в викторианском стиле? Словом, в старомодной обстановке. Я имею в виду — в очень женской комнате: кружевные занавески, кровать под балдахином и все такое.
— О-о-о! Господи! Неужели все это происходит со мной?!
Вверх по ступенькам, все выше и выше, из одного сладостного сна в другой. И вот теперь, спустя полгода, куда ведет меня судьба? В Клуб.
— Это то, что надо, — заявил я тогда.
После того как я изучил все правила и инструкции, меня провели в маленькую приемную, где, нетерпеливо поглядывая на часы, я прождал его целый час.
— Это то, что надо. Почему вы не рассказывали мне об этом месте раньше?
— Эллиот, ты был еще не готов для Клуба.
— Ну а теперь я готов. Контракт на два года — именно то что мне нужно, — ответил я, нервно меряя шагами комнату. — Мартин, сколько потребуется времени, чтобы туда попасть? Я буду готов уже послезавтра. Даже сегодня днем.
— Контракт на два года? — спросил он, делая ударения на каждом слове. — Я хочу, чтобы ты все же присел и чего-нибудь выпил. Думаю, настало время поговорить о том, что случилось с тобой в Сальвадоре. Тот случай с эскадроном смерти… Что там произошло?
— Вы не понимаете, Мартин. Я вовсе не пытаюсь убежать от прошлого. Я там узнал кое-что о насилии. Это не должно быть насилие в буквальном смысле слова, так как тогда оно не работает.
Он слушал очень внимательно.
— Когда мужчина жаждет насилия, ищет его, — продолжил я, — будь то на войне, в спорте, в опасных приключениях, он хочет, чтобы насилие это было символичным, и почти всегда в это верит. А потом вдруг случается так, что кто-то приставляет автомат к твоей голове. И ты уже можешь реально умереть. И только тогда начинаешь осознавать, что всегда путал понятия «реально» и «символически». Так вот, Мартин. Сальвадор и был тем самым местом, где я все это понял. Я не стараюсь убежать от прошлого. И я здесь вовсе не потому. Я хочу насилия, как всегда этого хотел. Чувство опасности, Мapтин. Оно мне необходимо. Думаю, мне даже хотелось бы, чтобы оно меня уничтожило. Но я вовсе не хочу, чтобы мне причиняли боль, и определенно не хочу умирать.
— Понимаю, — отозвался он. — И думаю, что ты все прекрасно сформулировал. Но пойми, Эллиот, для некоторых из нас садомазохизм — это просто определенный этап. Этап на пути в поисках чего-то другого.
— Так пусть для меня это будет двухгодичным этапом. И Клуб — идеальный полигон для моих поисков.
— Эллиот, на твоем месте я не был бы в этом так уверен.
— Но разве вы не видите, что это точно как в моих мальчишеских фантазиях. Оказаться проданным греческому хозяину на несколько лет. Просто идеально…
— Время в фантазиях не имеет особого значения, — возразил он.
— Мартин, вы рассказали мне об этом месте. Теперь все. Жребий брошен. Если вы не подпишете нужные бумаги, я найду другой способ…
— Не сердись, — мягко улыбнулся он, обезоружив меня этой улыбкой. — Я все подпишу. Причем как ты хочешь, на два года. Но позволь тебе напомнить, что в твоих юношеских фантазиях было множество составных частей.
— Это просто замечательно! — воскликнул я.
— Ты, возможно, ищешь не систему, а личность, — продолжил он. — Но, попав в Клуб, Эллиот, получишь именно систему, кикой бы роскошной она ни была.
— Хочу систему, — ответил я. — У меня нет другого пути! Даже если в ваших рассказах о нем все правда только наполовину, я ни за что не упущу такой возможности.
Итак, контракт с Клубом на два года. С его рабами мужского и женскoго пола, с его инструкторами, хэндлерами, персоналом мужского и женского пола. Прекрасно. Хорошо. Это то, что надо. Боюсь, я этого просто не переживу! Да и как можно такое пережить! Это именно то, что мне нужно.
Нет, сейчас самое главное — воздержание. А потому не стоит об этом думать.
После шести дней плавания я чувствовал себя, точно кобель, кружащий вокруг сучки с течкой. И тут вдруг я услышал, как в двери повернулся ключ.
Был уже полдень, и я только-только, побрившись и приняв душ, вы шел из ванной комнаты. Возможно, они это знали. Облегчил им работу.
Это был тот самый блондин в белой рубашке с закатанными рукавами.
Он вошел в каюту, как и тогда, широко улыбаясь.
— Хорошо, Эллиот. Через восемнадцать часов мы прибудем на остров. Ты не должен разговаривать, пока к тебе не обратятся. Просто делай, что говорят.
С ним были еще двое мужчин постарше. Но я не успел их толком разглядеть, так как они резко меня развернули, заломив руки за спину. Я мельком увидел белую повязку, которую тут же надели мне на глаза. На меня вдруг накатила волна паники. Ну зачем им эта чертова повязка! Я почувствовал, что мне расстегивают брюки и стягивают с ног ботинки.
Вот оно. Началось. Мой член сразу же напрягся. Но это был ад, просто ад — ничего не видеть.
Я уже ждал, что мне в рот вставят кляп, но они этого не сделали. Меня связали, надели на запястья кожаные наручники и заставили поднять руки вверх. Все не так уж страшно. Хуже было бы, если бы подвесили за руки.
Меня вывели в коридор, и, несмотря на хорошую подготовку, я был слегка ошарашен.
Наверное, меня накачали каким-то афродизиаком. Когда они привязали мои запястья к крюку над головой, я горько пожалел о том, что играл по их правилам все те ночи, что оставался в каюте один.
Не знаю, куда меня привели. Похоже, в какую-то большую комнату. Я чувствовал, что там были еще какие-то люди. Слышал, как они дышат. Слышал сдерживаемые всхлипывания, словно один из рабов вот-вот разрыдается. Я понял, что это рабыня.
Итак, нас всех перемешали — мужчин и женщин, как они и говорили. Но я не мог себе этого представить. И всхлипы плачущей женщины меня смутили. Вероятно, я чувствовал свое бессилие, так как не мог ее защитить. Или мне просто было мучительно сознавать, что я страдал точно так же, как она. Только молча. Не знаю. Не могу сказать.
Я ненавидел повязку на глазах. И ничего не мог с собой сделать. Я попытался потереться лицом о предплечье, чтобы стащить ее. Бесполезно.
И мне пришлось заставить себя успокоиться. Тут, наверное, уже в сотый раз, у меня в голове пронеслась мысль, что Мартин, возможно, был прав и я совершил ужасную ошибку.
Подготовка в доме Мартина в Сан-Франциско — просто ничто по сравнению с этим. Как и непродолжительные вылазки за город, достаточно жуткие, но все же не до такой степени.
