Ничего, ничего. Может, оно и к лучшему. Он ведь хотел стать речником. Река знает, в какую сторону гнать волны. Вряд ли они увидят дальние воды, но он вернется героем, и Лита будет так рада, будет так им гордиться, что поцелует его в щеку, в губы, а может, даже позволит себя погладить… Она ведь была его девушкой, до того как уехала жить за стену, чтобы стать чародейкой. Он скажет ей, что был капитаном. Что командовал судном и победил.
– А где капитан? – крикнул Билли.
– Что? – Рохе снова подурнело от качки: лицо зеленоватое, только ожог на подбородке бурый.
– Капитан?
– Там…
Билли вытянул шею, чтобы лучше видеть: он плохо рассмотрел капитана, когда тот произносил перед командой речь, мешали головы товарищей, зато заметил человека в черной одежде, похожего на Георга Нэя, с которым дружила Лита, – но надсмотрщик толкнул его в спину.
– Тяни, рыжий! Тяни как следует! Тяните! Давайте, чтоб вас всех!
Билли налег. Грязная рубашка терлась о потное тело.
Скрипучий корабль качало на волнах.
– Что мы делаем?
– Раз… разворачиваемся…
– И точно. А зачем?
Роха лишь булькнул и бросился к борту.
– Разрази меня гром, – выругался надсмотрщик. – Блюющее отребье!
Билли тянул. Не понимал, зачем это делает, задыхался, но тянул. За себя, за Роху.
Громко кричали офицеры, кричали боцманы и надсмотрщики – приказы метались в воздухе, как птицы с красным крестом на груди. Худющий юнга с заячьей губой, который вцепился в веревку следом за Билли, стонал, что у него дома больная мама. Паренька было жалко, но даже Билли понимал (он знал, что люди считают его глупым, но что с того): плакать поздно, никто не отвезет их домой к маме и папе.
– Роха, как ты?
– Потихоньку, дружище.
– Ты будешь тихим?
– Что? А, нет… Бывало и лучше. Все нутро выблевал.
Над головой золотилась огромная парусина, ходила ходуном, словно пытаясь стряхнуть пятна утреннего солнца. Корабль разворачивался – пятился задом к толпящимся на горизонте черным вражеским парусам. Кажется, другие корабли делали то же самое. Они что, собираются убегать? Билли насупился: но он еще не успел стать героем!
– Брасы крепи! Трави!
На помощь матросам пришли речные пехотинцы: ра-а-аз, два, ра-а-аз, два, тянем!
Черные паруса с каждой минутой были все ближе, наверное, потому, что они с той стороны, откуда дует ветер, – так объяснил Роха. Это ведь война? Билли не понимал того, что надвигается. Может, это ошибка и черные паруса просто пройдут мимо. Хорошо бы так… Они нагоняли страху. Чтобы успокоиться, он поглядывал на хорошие корабли, которые плыли рядом, смотрел на отблески солнца на темных стволах пушек, торчащих в открытых портах, на паутину веревок, на мачты и паруса. Прочная палуба, умные командиры. Враг пожалеет, что сунулся!
– Эй, сюда, бестолочи!
Билли, Роха и другие юнги спускали шлюпки на воду и привязывали их к корме.
– Роха, зачем мы это делаем?
– Когда начнут долбить ядрами, тут все разлетится на куски. Щепки будут кусать и жалить. Вот мы и прячем эти лодки под сраку.
– Ого! А щепки больно жалят?
– Лучше не проверять, дружище.
– Как осы? Меня однажды покусали осы.
– Как огромные деревянные осы. Которые залазят под кожу целиком.
Билли грузил в шлюпку инструменты, тяжелые кожаные фартуки, паклю, гвозди, замазку, расплетенный канат – пригодится, если в корабле наделают дырок.
– Нужны четверо! На первую батарею!
Билли с удивлением осмотрел свою правую руку, которая взлетела вверх. Ага, ее поднял Роха, так же, как и свою. Но зачем?
– Уберемся-ка мы отсюда, а, дружище? На батарее обшивка потолще, а здесь что – эти сетки и от пуль не прикроют.
Кажется, Роха говорил о сетчатых матросских гамаках, которые скатали и уложили в деревянные ящики вдоль борта. Билли кивнул. Поднял голову на мачты. Юнги натягивали другую сеть, прямо над палубой.
– На эту тоже не молись, – сказал Роха. – Когда полетят блоки и куски рей – крышка.
Надсмотрщик посмотрел на Билли.
– Этот тоже разбирается?
– Сечет от и до! – уверил Роха. – С нами проблем не будет.
– Ладно… За мной!
Они спустились за надсмотрщиком на вторую орудийную палубу. «Ого, сколько пушек!» – снова удивился Билли. Болтаясь в койке между храпящими телами, он провел здесь прошлую ночь, самую тревожную в своей жизни. Ночь в деревянном гробу.
Мачты пронизывали палубу насквозь – огромные колья, вбитые в гроб. В глубине чернела холодная печь. Билли зазевался у дощатого ограждения, в котором хранились боеприпасы. Чего тут только не было: обычные чугунные шары; ядра, соединенные короткой цепью; половинки ядер с железным стержнем между ними. В ведрах с песком тлели фитили. Орудийная прислуга готовила пушки, шмыгали туда-сюда пороховые юнги.
Жарко как в аду. А эта вонь! Матросы шатались как пьяные, с ошалевшими, выпученными глазами. В водостоках копошились крысы.
Надсмотрщик спустился по трапу, рекруты – следом. В темноту, духоту и смрад первой батареи.
– Роха, а тут точно лучше?
– Не дрейфь, дружище. – Но в голосе Рохи не было уверенности. Верно, опять укачало.
Совсем близко плескалась вода – за светлыми квадратами портов, в которых стояли черные пушки. Мимо Билли, опираясь на плечо товарища и гримасничая от боли, пропрыгал парень с сине-фиолетовой раздавленной ступней. Завизжали колеса деревянных лафетов (пострадавший дернулся, будто его окрикнули): канониры покатили пушки к бортам.
– Рыжий и ты, в картинках, дуйте туда. Живо.
Билли и Роха пробились к пушке, на которую указал надсмотрщик. Их заметил капрал с квадратными бакенбардами, торчащими из-под черного шелкового платка. Глаза у него были голубые и ясные, лицо одутловатое.
– В мой расчет? Тогда слушай внимательно. Звать меня Макграт. Канонир Макграт. Опыт есть?
Билли мотнул головой, екнул, когда Роха сунул ему локтем под ребра. Капрал кивнул, кракен знает чему, и стянул распахнутую рубаху. Билли уставился на черную от волос грудь. Он никогда не видел на человеке столько волос.
Билли тоже снял рубаху и повязался ею как фартуком. Он хотел быть похожим на капрала – тот выглядел мудрым и смелым.
– Будете на подхвате. Я говорю – вы делаете. Вам ясно?
– Да, сэр! – выпалил Билли.
– Хорошо. В двух словах, все просто. Заряжаем и стреляем. Заряжаем и стреляем. У каждого своя роль, как в театре. Этот, – капрал указал на мрачного типа, – готовит пушку. Этот, – указал на одноглазого, – забивает картуз. Этот, – на тощего, – ядро. Этот, – на белобрысого, – подносит фитиль. Я навожу и стреляю. Мелочь носит из крюйт-камеры порох и ядра. Эти драят канал ствола.
