Что-то мелькнуло в гейзере, будто рыба плюхнулась в водопад. Всплыло, пропало, появилось вновь.
Лита выпростала руку.
«Я люблю тебя», – подумала она, перемещаясь на краткий миг в залитую солнцем спальню. Вместо ответа Нэй погладил ее по волосам.
Колдуны зашушукались. Оживились духи. Гарри Придонный от волнения привстал с трона.
Из пламени выпрыгнул новорожденный фамильяр. Прямо в подставленную ладонь. И Лита вскрикнула от радости:
– Малыш!
Вийон пробежал по плечу, потерся носом о ее скулу, слизал соленую влагу со щеки.
– Ты вернулся!
«Я вернулся, Лита. Теперь я буду с тобой».
Лита, которая отдала бы все богатства Мокрого мира, чтобы услышать те же слова из уст Нэя, повернулась и обвела взглядом колдунов. Она сама была колдуньей, и мертвые подчинялись ей.
Но ей не подчинялись слезы. В день своей инициации Лита плакала и смеялась одновременно. Джон Бабс не напишет об этом, но…
Как ужасен был ее смех!
10. О победителе тритона
Йен мчался во весь опор по извилистой улочке в северной части Полиса. За все свои тринадцать лет он, пожалуй, ни разу не бегал так быстро. Каменные дома напирали с боков, улица виляла и сужалась, замкнутые ставни были олицетворением безразличия взрослых к судьбе мальчика. Ставни как бы говорили: зачем улепетывать, Йен? Тебя все равно поймают, если не сейчас, то в школе. Ты зря тратишь силы, ляг и получи причитающееся. Ты же свыкся с пинками…
Вот только на этот раз его собирались не просто избить. Джейкоб обещал сломать Йену предплечье, а Джейкоб выполняет обещания.
Стоптанные подошвы отталкивались от брусчатки. В спину дышала смерть, вернее, ее холуи: трое самых мерзких, самых жестоких парней Сухого мира. Бросить вызов Джейкобу Лесси? Безумие, лучше прыгнуть в пасть кракену, тем более кракены давно истреблены, а Джейкоб – вон он, из плоти и крови, из скабрезных шуточек и гадкой ухмылки.
На повороте Йен осмелился оглянуться. Зря он это сделал! Взмокшего, разгоряченного мальчика сковал холод. Джейкоб выскочил из-за здания, и в руке он сжимал цепь. Не ту ли самую цепь, которой он иссек спину толстяка Нэда?
Взоры беглеца и преследователя пересеклись. Джейкоб осклабился. Йен припустил по тротуару.
Как вышло, что тишайший Йен стал костью в горле для переростков? Он и не старался особо. Здоровяка Лесси перевели в их класс зимой. Директор с удовольствием отправил бы буяна в Пыточную, но Лесси приходился дальним родственником инспектору образования. Учитель речного языка задал тему: рассказать о своих кумирах. Одноклассники выбрали любимых колдунов, а Йена речной черт надоумил расписать биографию дедушки. Тот родился в Кольце, тогда еще изолированном от остального города, и был одним из первых детей Кольца, которым разрешили учиться в Полисе. Дед был героем Йена, и Йен захлебывался от гордости, зачитывая сочинение.
– Рыбацкий выродок, – отчетливо донеслось с галерки.
И началась травля. Подножки и подзатыльники, плевки в чай – в принципе терпимо, учитывая судьбу толстяка Нэда. Но вчера из разряда «объект насмешек» потомок рыбаков переквалифицировался в разряд заклятых врагов.
Сухой Город отмечал шестидесятилетний юбилей правления маркиза Алтона. Милорд устроил праздник с бесплатными напитками и сладостями. А Йену досталась бесплатная треска. Сырую рыбу швырнул в него Ронни, дружок Джейкоба.
Йен поступил так же, как поступал всегда: вымученно улыбнулся, мол, не переживай, Ронни, я в порядке, отлепил треску от шеи и бросил через плечо… попав в физиономию Джейкоба Лесси. Девчонки, поглощавшие рядом мороженое, рассмеялись: никто не любил задиру.
– Ты покойник, – отчеканил униженный Джейкоб.
«Творец Рек, – побледнел Йен. – За что?»
Час возмездия пробил спустя сутки. Джейкоб дышал в спину, с ним были Ронни и Марс – такие же мерзавцы. Йен бежал, оттягивая неминуемый финал. Протаранил сохнувшее на веревке белье, вылетел из переулка в парк имени Уильяма Коффина.
Зеленую лужайку оккупировали шатры и фургоны. Флаги плескались на летнем ветру, развевались цветные ленты, примотанные к воротам. Бродячий вагландский цирк прибыл в Сухой Город пару дней назад. Мама, боявшаяся вагландцев как огня, запретила Йену посещать представление. «Они оборотни! – твердила мама. – Они крадут детей!» Кузина рассказывала восторженно о женщине-змее, фокусниках и настоящей русалке в аквариуме. Йену цирк даже приснился: во сне он сам был циркачом, высоким и мускулистым, и жонглировал гирями.
– Он наш! – резюмировал Джейкоб.
А может, сломанное предплечье – это не так и больно?
«Ага, – шепнул голосок в голове, – вспомни Нэда».
Не мешкая Йен ринулся к шатрам. Проскользнул в ворота, обернулся. Джейкоб помахал ему цепью. Он не бежал, а вразвалочку брел за добычей. Сердце Йена обрушилось в желудок.
Вагландцы, как настоящие оборотни, сторонящиеся солнца, начинали представление поздно вечером. Легко вообразить, как толпа заполняет парк, благоухают кубы пиццы, лоточницы торгуют леденцами, горячим пивом и шоколадом. Среди зевак разгуливает зазывала на ходулях, предлагает оценить диковинки. Трюкач глотает шпагу, живой удав оплетает смуглый стан полуголой красотки…
При свете дня луг был пустынен. Ни зрителей, ни артистов.
«Хотя бы никто не похохочет над моим позором», – утешился Йен.
Он бросился к клеткам, крепко пахнущим навозом, зверями. Разбуженное животное зыркнуло сквозь бамбуковые прутья. Зевнуло. Кажется, в бестиарии Дардона и Гвиди оно называлось гиеной.
«Помоги мне!» – взмолился Йен, но гиене было плевать на человеческие страдания.
«Похожа на Джейкоба», – успел подумать Йен. Зазвенела цепь. Он заметался в тупике, точно крыса в ловушке, за миг до того, как преследователи вышли из-за угла, нырнул под сборный домик. Домик водрузили на коротенькие сваи, низкорослый мальчик мог заползти под него, но что дальше? Притвориться трупом? Кричать и звать взрослых?
Вдруг женщина-змея, русалка и оборотни придут на помощь, растерзают его врагов?
«Мечтай», – фыркнул внутренний голос.
Впереди мелькнули ботинки. Цепь, волочащаяся по земле, позволила распознать их владельца. Джейкоб вычислил маневр добычи и обогнул домик с противоположной стороны. Йен развернулся на брюхе.
Еще две пары ног топтали траву справа. Ронни и Марс.
– И где же наш смельчак? – проворковал Джейкоб.
– Понятия не имею, – насмешливо откликнулся Ронни. – Но чую его вонь.
– Ты прав, Рон, смердит гнилой рыбой…
«Они знают, – обреченно подумал Йен. – Они меня окружили».
Он перекатился на спину. От досады глаза слезились. Першило в горле. Сквозь пелену Йен заметил светлый квадрат на днище домика. Люк.
