Он прыгнул в распахнутую дверь, которая криво висела на единственной зеленоватой петле, выставил перед собой шпагу и пистолет и обвел стволом помещение. Над опасной водой был перекинут переходный мостик.
Нэй шагнул на него и медленно пошел по ребристому настилу. Острие шпаги выцеливало в мутной воде убийцу Матута. В полумраке звонко падали капли. Нэй превратился в обнаженный нерв.
Только инстинкт спас его от неминуемой смерти. Нэй уклонился от вздыбившейся воды, и чудовище пролетело над головой, едва не задев острой кромкой раздвоенного хвоста. Зато достало когтями – извернулось в воздухе и полоснуло по груди. Нэя окатило зловонными брызгами. Пригнувшись, он проскочил вперед, развернулся и увидел, как тритон входит в воду с другой стороны мостика.
Грудь горела огнем, словно по ней провели раскаленной бритвой. Нэй распахнул сюртук и осмотрел рану.
Когти чудовища рассекли грудь на левом соске, кожа висела лоскутами, обнажив мышцы. Нэй выдохнул. Боль была острой – но он обойдется без заклинаний, в которых еще не так ловок и искусен, как его учитель.
Он пошел дальше. Медленно, осторожно. Коснулся клинком мостика – и лезвие призывно заскребло о металл. «Ну же, выходи!»
С невероятной скоростью чудовище вскинулось из воды слева от мостика, но в этот раз Нэй ждал. Специально задержался под низким подволоком. Сделав обманное движение, он по-змеиному распрямился и пронзил чешуйчатое брюхо тритона. Острие шпаги ткнулось в ржавую балку. Страшная тварь тонко завизжала, забилась на клинке, но Нэй удерживал ее в воздухе одной, крепкой как сталь рукой, а другой – разрядил в отвратительную пасть, полную рыбьих зубов, пистолет. Брызнула черная кровь и синеватая слизь. Тварь обмякла.
Нэй выдернул шпагу и отскочил назад. Чудовище грохнулось на мостик и осталось лежать неподвижно.
Тритон был мертв. Непроницаемые черные глаза угасли.
Теперь Нэй мог внимательно рассмотреть своего врага. Голова тритона раздулась, стала непропорционально большой и уродливой и походила на голову рыбы: шипастая, плоская в верхней части, с жаберными щелями и носовыми отверстиями. Огромный рот не закрывался из-за длинных, острых, изогнутых вовнутрь зубов.
Грудь и живот твари покрывали острые плавники и серебристо-синеватая чешуя, которая темнела к хвостовому плавнику. Нижняя половина тритона вблизи выглядела жалко: вся в сердоликовых проплешинах, там, где от старости или болезни отвалилась чешуя.
– Самоуверенный глупец, – сказал человек, – и старый мертвый русал.
Девочка была заперта в одной из кают.
– Ты принц? – спросила она.
– Нет.
– У тебя кровь. Больно?
– Нам пора.
– У меня болят ноги. Я долго не ходила. И не ела.
Он взял ее на руки – худенькое, костлявое, грязное тельце – и вынес к лодке. Глазастая и рыжеволосая, девочка внимательно разглядывала его. По возвращении в Полис Нэй прибегнет к помощи Титуса Месмера. Не стоит девочке помнить эти ужасные дни в плену тритона.
Нэй не знал, что рано или поздно она вспомнит – будучи уже взрослой, проснется среди ночи, и ясные образы просочатся сквозь поставленный некогда блок.
Нэй опустил ее на лавку. Она наклонилась, что-то подняла со дна и протянула ему.
– На! Это тебе!
Он посмотрел на белое перо.
– Зачем?
– Вставь в шляпу! Ну же!
Он вздохнул, снял шляпу и сунул перо под ленту.
– Очень-очень! – обрадовалась девочка. – Я же говорила!
– Рад, что у тебя хорошее настроение. Всем пленникам бы такое.
Она нахмурилась.
– Мне было страшно.
– Ты все забудешь. Обещаю.
– Хорошо… Нет, не хорошо! Как я тогда вспомню об этом приключении?
– Давай так. Я расскажу тебе о нем, когда ты повзрослеешь.
– Давай… А как тебя зовут?
Он долго не отвечал. Но она не отводила глаз, царапала взглядом.
– Георг Нэй.
– Хорошо. Я запомню.
Она чего-то ждала. Все смотрела и смотрела, и он снова не выдержал.
– Что?
– Не хочешь спросить, как меня зовут?
Он вздохнул:
– И как?
– Джиа!
– Ладно. Помолчи.
Нэй отвязал веревку и оттолкнул лодку от Парома. Голем взялся за весло.
– Ой, ненастоящий дядя!
Это отвлекло ее на некоторое время.
– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.
* * *
Настойчивый стук в дверь прервал чтение, вышвырнул Йена из гондолы в полумрак вагландской кладовой.
Он вздрогнул и растерянно оглянулся. В спирте, как в околоплодных водах, плавал безучастный младенец. Цирковой скарб отбрасывал кривые тени. Мысли Нэя витали на жутком затопленном Пароме.
– Он точно здесь, – раздался снаружи голос Джейкоба. – Прячется, как трусливая овечка.
Йен сжал кулаки. Вместо страха он испытал раздражение. Злость на людей, которые помешали чтению, на подонка Джейкоба, четырнадцатилетнего упыря, ни разу не получившего сдачи. Разве это справедливо?
Книжка некоего Джона Бабса была будто заговоренной. «Кто прочтет меня, перестанет бояться». Или дело совсем в другом? Например, в том, что у любого страха имеется свой предел. И хватит быть трусом. Больше нет Георга Нэя и Литы Вдовы, но есть он, Йен.
Да, на него нападут втроем. Да, скорее всего, изобьют и, наверное, сломают руку. Отберут чудесный фонарик с теслиной. Но разве они победят?
Йен встал и расправил плечи. Взял со сцены шпагу, кивнул рогатому зародышу.
– Одну минутку, – прошептал он, обращаясь к толпящимся на крыльце врагам. – Мне надо дочитать книгу.
Луч фонаря осветил последние строки романа, такого короткого и такого невероятно длинного.
– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.
– Придется потерпеть.
Гондола цвета запекшейся крови, на носу которой стоял высокий темноволосый парень в шляпе с пером, удалялась от Парома Страха.
Дальше. Еще дальше. Превратилась в точку.
Исчезла.
Брест, Кривой Рог, сентябрь 2018 – август 2020
От авторов
Выражаем сердечную благодарность Роберту Льюису Стивенсону, Роберту Говарду, Джо Аберкромби, Герману Мелвиллу и Уильяму Хоупу Ходжсону.
Уверены, что не прошли бесследно приключения, в которые нас звали Джек Лондон, Анджей Сапковский, Урсула Ле Гуин, Джон Р. Р. Толкин, Терри Пратчетт, Стивен Кинг, Рэй Брэдбери, Роджер Желязны, Глен Кук, Жан Рэ, Жюль Верн, Рафаэль Сабатини.
