– Только говори тихо!
Лита шепнула.
– Глупая рыба! – отразилось от стен.
– Ух ты!
– А теперь стань за моей спиной, – попросила Джиа. – Ага, хорошо. Слушай.
Лита прислушалась.
– Ты что-то бормочешь.
Джиа рассмеялась.
– Я говорю громко. Но ты слышишь лишь бормотание. Теперь понимаешь, почему ее называют акустической?
Лита кивнула.
– Вот так же и с амулетом анонимности. Ну, почти так же. Если я пожелаю, он делает меня неприметной, превращает в шепот. Люди проходят мимо, но тут же забывают. Или видят совсем другое. А то и вовсе не видят, когда мне это нужно.
– Я будто всю жизнь провела в хибаре, – Лита потупилась, – и вдруг оказалось, что за ее порогом – целый мир.
– Это не метафора, – улыбнулась Джиа. – Так ведь было на самом деле.
Девушки переглянулись, и Лита рассмеялась. Звук рикошетил от хитрых стен, усиливался и грохотал.
– О боги! – охнула Джиа. – Твой смех ужасен!
– Знаю, – не расстроилась Лита.
– Тем прекраснее все прочее. И, девочка моя…
Джиа коснулась нежно щеки Литы.
– Нэй может возомнить, что делает тебе одолжение, взяв в подмастерья. Но самодовольство ослепляет Нэя. Это ты делаешь одолжение ему. Ты будешь учить его.
– Чему? – изумилась Лита. – Я только и могу, что на время вселяться в мелких тварей.
– Волшебство бывает разным, – уклончиво ответила Джиа. – Но я чувствую: ты способна вытащить Нэя из темноты.
– Я даже не знаю, где он сейчас.
– Никто не знает. Но у меня есть догадка. Имя ей Алексис.
– Еще одна соперница? Подружки Жабы что, становятся в очередь, чтобы прикончить меня?
– Боюсь, было бы сложно тягаться с Алексис. Но нет, она не соперница тебе. Это имя мертвеца. Мертвеца, бесконечно дорогого окаменевшему сердцу Георга.
Лита понимающе кивнула.
– Нэй лишился возлюбленной?
– Он никогда не рассказывает об этом. Но мы, женщины, мудрее, чем о нас привыкли думать. А мужчины… определенные грибы в супе развязывают их языки так, что они и во сне болтают. – Глаза Джиа заискрились.
Лите пришла в голову странная мысль: «Жаль, что Джона Бабса не существует. Жаль, что передо мной не юноша с точно такими же манерами, такой же очаровательной улыбкой, такими же мягкими губами».
Их близость была необыкновенной, полной неги и в равной степени смущения. Неловких столкновений лбами, щекотки, порожденной ловкими пальцами и наглым языком Джиа, а потом… Лита словно кувыркнулась в бархатистую темноту и расплавилась, стала густым медом в требовательных руках любовницы и неохотно собралась заново, растрепанная и покрасневшая.
– Что? – спросила Джиа, прищурившись.
– Задумалась. – Лита потеребила амулет с Человеко-мышью. – Выходит, Алексис умерла? Или ее убили?
– Кабы я знала! Но раз в год, в начале мая, наш Нэй пропадает без вести. И чтоб из-под моего пера больше не вышло ни строчки, если он не заливает свое горе вином на могиле Алексис.
– Пьет? – Лита нахохлилась. – Вместо того, чтобы спасти нас?
– Ой, не велика потеря. Дамам иногда полезно побыть наедине. К тому же у меня созрел кое-какой план. – Джиа хлопнула в ладоши. – Обсудим за тарелочкой грибного!
– С удовольствием, – сказала Лита.
* * *
Присутствие Джиа в недрах катакомб несколько успокоило Литу. Как и ощущение сытости в животе. Но когда камешки на расчерченном полу шевельнулись, шевельнулись и наэлектризованные волоски на предплечьях. Пламя факелов трепетало, трепетали две женские тени, стекая по полу к ужасающему разлому.
– Они слышат нас, – прошептала Джиа.
Камешек запрыгал по буквам, нарисованным мелом.
«Да».
– Вы не причините нам вред?
«С»
«П»
«А»
«С»
«И»
– Они хотят, чтобы мы спасли их.
– Но как?
«И»
«Л»
«И»
«С»
«Е»
«Д»
«И»
«М»
– Или они нас съедят. Безапелляционные парни.
«Думай о них как о жертвах. Таких же пленниках башни, как ты сама». – Лита утихомирила дрожь в руках.
Крысы подтвердили теорию Джиа. Хвостатые шпионы спустились в дыру и показали Лите, как устроен мирок слизней. Она видела – красными глазками грызунов – затопленные казематы и плавильные горны в воде, комнатушки с прогнившими деревянными нарами, ржавые цепи. Там, во мраке, дети работали, там они умирали, взывая о помощи. Помощь явилась спустя века.
– Мы вас освободим, – сказала Джиа. – Она освободит вас.
«Я?» – едва не выпалила Лита.
– Тебя знают за чертой.
– Да, – заворочала Лита пересохшим языком. – Я проведу вас. Я выведу вас на свободу.
Она вспомнила духоловку и зловещий штиль, вспомнила атолл и прожорливых угрей, порожденных тьмой. Не совершают ли они ошибку? Не притворяется ли мрак загубленными душами детей?
Но отступать было поздно. А Джиа, будто зачитывая вслух главу из романа Джона Бабса, провозгласила:
– Ее зовут Лита, дочь Альпина, и она знает дорогу на ту сторону!
Вот тогда-то они и полезли из пролома. Влажные, извивающиеся в свете факелов твари. Лите потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не взвизгнуть и не ринуться прочь. Слизни подползали, карабкались друг на друга, стирали жирными телами меловые буквы. Из-под сочащейся пленки проступали лица. Вечность в подземелье наложила на них страшный отпечаток. Но за скорбью в смазанных чертах угадывалась надежда. Дети-слизни окружали девушек.
– Веди, – велела Джиа.
То была странная процессия. Рыбацкая девка шествовала впереди, и все, от отца до Лиззи и Коффина, лишились бы дара речи, увидав такое. Да что там – жаба в человеческом обличье, Георг Нэй, от удивления сел бы на задницу.
За Литой шагала рыжеволосая красотка, улыбающаяся так, как улыбаются писатели, сочинившие особенно удачный сюжетный поворот. А дальше… десятки слизней, как единое целое, ползли за проводницей извивающимся хвостом, марали слизью ступени винтовой лестницы. С каждым поворотом их движения становились все более неуклюжими, а тела уменьшались и усыхали, но они упорно лезли вверх.
– Давайте же, – окликнула Лита.
Обитатели катакомб больше не внушали страх. Величиной с кошек, они барахтались на скользких ступеньках. Лица с огромными слезящимися глазами были обращены к проводнице.
