– Георг! Как вы?
– Бывало хуже. – Нэй мысленно гаркнул на неповоротливых големов. Двое заняли места на веслах, третий выволок тяжеленную восьмифутовую пушку на бак и присоединился к братьям. Алтон стоял, широко раздвинув ноги, у румпеля. Сын герцога? Смешно же – обыкновенный матрос!
Тендер шел кренясь от ветра, под форштевнем пенилась Река.
– Пойдем на таран. – Нэй поймал глазами болтающиеся в небе аэростаты. – Потрафим принцам.
– Ух. – Алтон вытер пот. – Я готов!
«Не боится, сопляк!»
Нэй невольно улыбнулся. Подобрал пороховой картуз, войлочный пыж, запальную трубку. У ног перекатывались ядра.
– Как в детстве! – воскликнул Алтон. Его лицо было свирепым и взрослым. – Как в детстве, Георг!
Нэй не стал спрашивать, что тот имеет в виду. Вряд ли малыш Алтон встречал тролльвалов в дворцовых покоях.
Прямо по курсу тролльвал огибал фрегат. Щупальца извивались с такой скоростью, что Нэй вспомнил винты летающих акул.
– Идет, сволочь!
Нэй забил в ствол картуз, закатил ядро, сунул пыж – уплотнил. Через запальное отверстие в казенной части пушки проткнул картуз пробойником, вставил запальную трубку и навел ствол на приближающуюся зверюгу. Различил череп, мечущийся внутри студня. Слишком ненадежная цель, но если стрелять в упор…
– Право руля! Так держать, братец!
Магические клейма на парусах тендера гарантировали попутный ветер. Алтон что-то кричал. Щелчком пальцев Нэй высек магическую искру и поджег запальную трубку.
Тролльвал поднялся над водой на десять футов, его тень почти достигла судна. Череп оказался в середине прицела.
Пушка вздрогнула и откатилась – звук выстрела был едва различим за ревом чудовища.
Прежде чем дым заволок глаза, Нэй увидел огромную дыру там, где секунду назад был череп тролльвала, дыру в круглом рыле, осколки костей в студне и расплывающийся серый мозг.
Тендер врезался в тролльвала, прошел навылет, как пуля. Нэя снесло с палубы, он кувыркнулся и плюхнулся в воду. Но даже Река не смыла слизь – казалось, он искупался в топленом собачьем жире. Нэй вынырнул и закашлял, тщетно оттирая щеки. Вийон оседлал темечко колдуна. Шерсть духа слиплась.
– Алтон! Алтон!
Нэй звал маркиза, пока големы затаскивали его обратно на тендер. И выдохнул, заметив над фальшбортом русую голову сопляка.
«Нет, – смилостивился Нэй, – какой же он сопляк. Герой… Сумасшедший герой».
Паруса обвисли, выпачканные студнем, и палубу залило рыбным холодцом. Позади бесформенный глобстер покачивался на волнах. Щупальца дохлого тролльвала сворачивались клубками.
– Георг! – Сидящий в луже Алтон напомнил Нэю одновременно Литу, победившую краба-паука, и самого себя, хвастающегося перед учителем первым триумфом. – Вы это сделали!
– Мы сделали.
– Мы?
Ветер донес до ушей овации. Нэй и Алтон синхронно посмотрели на фрегат. Северяне и наемники аплодировали, стоя на поручнях. Без сомнения, так же аплодировали и вельможи в амфитеатре, и принцы в корзинах аэростатов.
– С Днем Творца, Алтон.
– И вас, Георг. – Маркиз повернулся к Нэю. – Вы объясните отцу, что я – хороший матрос?
«Глупый мальчик», – улыбнулся колдун.
– Быть хорошим матросом – не фокус, – сказал он. – В мире так много хороших матросов, канониров и плотников. И так мало хороших правителей.
Знай Алтон, что подобной крамолой Нэй делился лишь с Элфи Настом, к тому же давным-давно, он прислушался бы к негромким словам колдуна.
* * *
От грохота заложило уши. Храм выкашлял облако пыли, словно исторг из своих недр само зло. Колыхнулся ил на арке, и в святилище полился свет. Нэй, отмахиваясь от пыли, пронесся между обглоданных колонн и застыл, удивленный.
Лита сидела на алтаре, чумазая, но до щемящей нежности прекрасная. Замшевая шапочка съехала к виску и оттопырила ушко. Бахрома свисла на лоб, Лита сдула ее и спросила, сияя:
– И как?
Нэй осмотрелся. Из-под завалов, бывших минуту назад кровлей храма, торчала сломанная суставчатая лапа. Стропило, падая, размозжило краба-паука, превратило в лепешку. Солнце озаряло святилище, испепеляло тьму.
Потрясающе! Разве можно односложным заклятием обрушить камень? Пожалуй, и трех нитей было бы маловато, а подмастерья не владели тремя магическими приемами сразу.
– Ничего сложного, – сказала Лита, прочитав замешательство на лице учителя. – Поняв, что выход заблокирован, я стала искать помощь. Вокруг не было ни зверей, ни птиц, и я вспомнила, что ты говорил про очаг.
– Очаг силы! – воскликнул Нэй. – Ты взяла энергию у местных духов?
Лита улыбнулась, бахвалясь. Только что на глазах могучего колдуна хрупкая девчонка угрохала краба-паука крышей!
– Не совсем, – сказала Лита. – Я выискивала следы божества, которому поклонялась здесь Колодезная Пег. Но Потоп вымел из храма даже намек на его эманацию. И когда эта гадость почти достала меня… когда ты смотрел с безопасного расстояния, как я гибну…
Вийон вынырнул из обломков и запрыгнул на колени к Лите. Она принялась тискать его, и предательский дух подставил мягкий животик девичьим пальцам.
– Так вот, меня осенило. Ты не говорил о таком, но я почувствовала, что это мой шанс. Кавел-Уштье, как и любой остров, кишит микроорганизмами. Они хранят коллективную память о буре тридцатилетней давности. И эта память сильна. Я взяла ее – это было как проглотить стихию. Я направила ментальные волны в потолок.
Скажи ей, что мы всегда были рядом, – попросил Вийон.
Нэй промолчал. Он смотрел сквозь дыру в кровле на вернувшихся чаек.
– Не похвалишь меня? – прищурилась Лита.
– Противник был хлипким. Но ты все равно справилась неплохо.
Лита хохотнула – будто отрыгнула – и спросила, принимая серьезный вид:
– А что такое «нимфолепсия»?
– Это болезнь, меняющая плоть и кости. Говорят, те, кто услышал пение нимф, превращаются… в разное.
– Например, в гигантских крабов?
– Ты считаешь…
– Колодезная Пег мне сказала. Эта тварь была человеком. Шпионом. Его послал… погоди, я вспомню… Роа?
Нэй заморгал:
– Руа? Генрих Руа?
Занятно: вчера на приеме во дворце Нэй думал о старом герцоге Полиса, герцоге, с которым так жестоко расправился Маринк.
– Нет, не Генрих… Балтазар.
Веки Нэя захлопали чаще:
– Колодезная Пег, мертвая отшельница, говорила про Балтазара Руа?
– Ага. И кто он?
– Брат герцога Руа, казненного тридцать четыре года назад. Балтазара Руа изгнали из Сухого Города, запретив появляться в территориальных водах Союзных Островов. Милорд полагает, он кормит раков за чертой Реки.
