Не только место, выбранное для аудиенции, но и его обитатели показались агенту, мягко говоря, странными. У колонны хлебала мутное пойло безобразная толстуха со шрамами на щеках. В накидке из шкуры селки, с металлическим стержнем, пропущенным сквозь носовую перегородку, она напоминала ожившее чучело. Не менее колоритным было существо, сидящее возле закопченного окна. Расшитый серебряной нитью камзол диссонировал с уродливой нечеловеческой мордой. По чешуе, шишкам на черепе и вертикальным зрачкам Сорель опознал сектанта, члена Змеиного Клана. Тупые и смердящие клановцы захватывали беззащитные деревни и стоянки браконьеров, приносили Речной Змее жертвы: девственниц, детей.
Вряд ли толстуха в шкуре селки была девственницей. Она не интересовала клановца, равно как и визитер. Когтистыми лапами сектант перебирал содержимое миски – жуков и пиявок.
Сорель пересек помещение, стараясь не выказывать эмоций, рождаемых ароматами и физиями здешних обитателей.
– Артур. – Аристократическая кисть агента исчезла в лапище Балтазара Руа. Сорель задался вопросом: захвати Руа власть в Полисе, переделает он дворец Маринка под трактир? – Как добрались?
– Быстрее, чем предполагал.
– Хвала Реке.
Под мышками Руа растекались пятна пота. Рубашка трещала на выступающем животе. Но в его взгляде, в жестах было столько властности, что Сорель невольно проникся уважением. В нем заговорила кровь трех поколений служак, верных псов своих господ. Да, пожалуй, Сорель примет сторону изгнанника. Пока Гармония благоволит Лингбакру, пока на горизонте не возник более успешный претендент на трон.
Этот, с жирными пальцами кабацкий король был приятнее и понятнее Артуру Сорелю, чем Маринк или напыщенный Томас Дамбли из Палаты министров.
А если совесть обращалась к агенту голосом покойного отца, он вспоминал Левиафанову ночь и себя, двадцатипятилетнего, созерцающего детские трупики у главных ворот.
Маринк переиначил законы и попрал Гармонию, а Творец Рек утопил почему-то нищих и убогих. О тех трупах, о голубоглазом малыше с разбухшими ручками думал Сорель тридцать четыре года, за неимением другого хозяина исполняя приказы милорда.
– Познакомьтесь с моими друзьями. – Руа хлопнул по столу, задребезжали рюмки. – Зеленозубая Дженни – командор объединенного пиратского флота, избранная законным голосованием зимой.
Толстуха оскалила клыки, действительно зеленые, будто она ела траву. Заманить в союзники флибустьеров – дорогого стоило. Сорель оценил, галантно приподнял шляпу.
– Блоха, – пророкотала Зеленозубая Дженни прокуренным басом.
– Никаких манер, – добродушно рассмеялся Руа. Сорель нахмурился. Почудилось, что под батистом от брюха к груди Балтазара что-то проползло.
– Посол от Змеиного Клана, – рекомендовал Руа человека-рептилию. – Вы в курсе, у них не бывает имен. Я зову его Бобби.
Бобби заграбастал и отправил в пасть жменю жуков.
– Сполоснете горло?
Сорель окинул быстрым взором грязную посуду и вежливо отказался.
– Тогда перейдем к делу. Обсудим политику, как должно трем мужчинам.
Под третьим собеседником, понял гость, подразумевался Генрих Руа, написанный маслом на морщинистом холсте.
Сорель докладывал тем же тоном, каким отчитывался перед Маринком, о настроениях в Оазисе и союзных городах, о северянах, которые не придут на помощь Полису, а будут равнодушно наблюдать за сменой власти.
– Вагланд?
– О нет, – улыбнулся Сорель, – их заботят лишь они сами.
– Однажды они сослужили нам добрую службу. – Руа намекал на судьбу молодого маркиза Батта. – А что же Калькутта? Словяки?
– Сложно прогнозировать. Велики шансы, что раджа предпочтет нейтралитет. Словяки готовы драться хоть с Левиафаном, а царица Чернава захочет испробовать в бою новые ладьи. Но Калькутта и Мокроград далеко. Нужно опередить их.
– Хорошо. – Руа макнул палец в рюмку, облизал его и причмокнул. Темный холмик опять взбугрился под батистовой рубахой. – Что насчет Совета тринадцати?
– Не все так радужно. Аэд Немед поддержит бунт, и Махака со своими зомби. Большинство колдунов трусливы, они пересидят катаклизмы в подвалах, не станут путаться под ногами. А четверых из тринадцати никто не видел целую вечность: возможно, Улаф Ус и старцы давно сгнили под землей. Но есть те, кто по-настоящему предан нынешнему правителю. На его сторону встанут Клетус Мотли, Юн Гай, Георг Нэй… – Холмик задергался под тканью, будто реагируя на последнее имя.
– Нэй, – повторил Руа, как бы между прочим погладив себя по груди. – Я помню его учителя. И я читал книжку… Джон Бабс, да?
Сорель скривился, выказывая свое отношение к макулатуре борзописца.
– А мне понравилось, – буркнул Руа. – Увлекательно. Георг Нэй… Славный парнишка, жаль, он по иную сторону баррикад.
Сорель не успел даже вообразить Нэя в компании мятежника, Зеленозубой Дженни и клановца. Из ворота батистовой рубашки высунулась острая черная мордочка.
– Кажется, мой друг не согласен с нашей оценкой мистера Нэя.
– Это… дух?
Сорель присмотрелся к крысе, гнездящейся на шее Балтазара. Руа почесал грызуна за ушком, полупрозрачным, пронизанным красными артериями.
– Блуждающий дух, – с теплом в голосе сказал Руа. – Нашел новое гнездышко.
– Не фамильяр ли это Элфи Наста?
– У вас прекрасная память, как и полагается главе секретной службы.
– Я думал, что фамильяры служат только колдунам.
– А я и есть колдун! – Руа щелкнул пальцами – и, как по волшебству, плохонькому кабацкому волшебству, из глубин трактира выскользнул здоровенный детина с бутылью. Он наполнил рюмки, стоящие перед хозяином, и – ведь руки трактирщика нещадно дрожали – заодно оплескал стол.
– Ерунда! – прервал Руа заикающиеся извинения. – Чем не магия, а? – Он проглотил содержимое двух рюмок подряд. – И потом, – Руа вытер губы воротом рубахи, – у моего осиротевшего друга особые счеты с Нэем. Поверь, этот крысюк дает порой бесценные советы.
«Творец, – мысленно взмолился Сорель, – куда я попал?»
Зеленозубая Дженни шумно харкнула на половицы. Клановец чавкал, и по подбородку его сочилась белесая жижа. Крыса предателя Элфи Наста юркнула под рубашку Балтазара Руа.
– Совет тринадцати, если позволите выразить мое мнение, не так важен для нас, как Палата министров. Маринк долго запугивал ее представителей, он воспитал потенциальных врагов. Сейчас они молчат, но достаточно искры…
Сорель отринул сомнения, он снова оседлал коня, рассказывая о парламенте, влиятельной фигуре кардинала-педофила Галля и о его препирательствах с Маринком. Это походило на шахматы или математику. Сорель обожал логарифмы и задачи из сферической тригонометрии.
– …министр Дамбли ради своего кресла пойдет на все. С его помощью ваше восшествие на престол станет легитимным.
