– Секунду. Я должна это записать.
– Но…
– Мы оторвались… М-м, не хочу это забыть.
Лита заглянула через плечо Джиа. Она что, собирается описывать всю погоню?
Тонкие веснушчатые пальцы вывели на странице лишь два слова: «Медуза горбатая».
– Есть! – Джиа захлопнула блокнот, спрятала в карман и подошла к крутому скату.
– Нам придется прыгать? – спросила Лита. Земля внизу заросла разлапистыми сорняками.
Перед ними поднимались высокие тополя, слева – за задворками и черной стеной – скрежетали колеса и раздавался звук копыт, справа расстилались ровные ряды виноградных грядок.
– Тут не очень высоко, – сказала Джиа. – Эталонное завершение погони.
– И никак нельзя спуститься?
– Трусишка! Никогда не прыгала с крыш?
Лита подбоченилась.
– В детстве я часто… Да я выросла на крышах! Высота меня не пугала. Я закрывала глаза и представляла, что я легкая-легкая, словно шиндлерия.
– А это кто?
– Рыбка такая. Крошечная, почти прозрачная.
– А-а. Шин…
– Шиндлерия.
– Шин-дле-рия.
Перебираясь по скату на корточках, Джиа нашла место для прыжка. Лита спустилась следом, вцепилась в руку Джиа и попыталась что-то разглядеть в зарослях под ногами.
– Высоко, – сказала она, – футов пятнадцать…
– Не больше десяти. Страх увеличивает расстояние.
– Я вовсе не боюсь.
– Я про себя. Ладно, хватит тянуть… а то сама передумаю.
Они сидели на краю близко друг к другу. За низкой дверью, которая вывела их на крышу и которую Джиа подперла бруском, раздались рассерженные голоса.
– Готова? – спросила Джиа.
– Кажется…
– Тогда самое время закрыть глаза и представить, что ты легкая, как шиндлерия.
* * *
Сотни гостей уже собрались за банкетными столами под сводами огромных палаток. «Что-то новенькое», – подумал Нэй. Обычно парадные обеды и балы давались в Солнечной галерее большого Мраморного зала, украшенного по периметру сдвоенными колоннами. Но праздничный ужин в честь маркиза Алтона устроили на пленэре в дворцовом парке.
Лита удивила Нэя. Час назад она предстала перед ним взволнованной, спешащей, со сверкающими глазами – постучала в дверь его кабинета и буквально поволокла на банкет. Неужто ванна так подействовала? Или новый наряд?
Колдуна оглушило преображение плебейки. На Лите было платье из синего волнистого шелка, который шептал и мерцал при движении. Оборчатые рукава оставляли открытыми предплечья. Каштановые волосы («не хочешь увидеть, как эти локоны красуются на твоей подушке?») были аккуратно собраны на затылке, подчеркивая соблазнительную шею. А ее лицо… В лице девушки сквозили некая расслабленность и отрешение – будто с него сняли напряжение массажем.
Именно эта духовная отстраненность одновременно с физической близостью и красотой едва не заставили Нэя одним прыжком приблизиться к Лите, властно обнять и опустить ее лицо к выемке над своей ключицей. Нэй мысленно мотнул головой и произнес: «Хорошо выглядишь». Вийон, глазастый столбик, внимательно рассматривал подмастерье из глубины комнаты.
Лита повела себя странно: переступила порог, будто беря инициативу на себя, кокетливо положила руки на плечи Нэю, подалась вперед, коснувшись (случайно?) коленом паха колдуна, – и, словно опомнившись, тут же отстранилась. «Знаю», – сказала она. В тот момент Нэй понял, что может пропасть с этой девушкой. Нырнуть и не вынырнуть, как когда-то…
Или он уже на глубине?
Палатки соединялись между собой широкими арками, так что гости в разных «залах» могли видеть друг друга. Нэя с Литой провели в центральную палатку. Нэй осмотрелся: свободных мест почти не осталось.
Герцог Маринк сидел во главе длинного стола, окруженный первейшими персонами. По левую руку от милорда сидел Артур Сорель, по правую – Томас Дамбли, недавно назначенный казначеем. Рядом с Дамбли высился кардинал Галль. В уголках его приоткрытого рта блестела слюна.
Нэй мазнул взглядом по другим лицам – придворные колдуны вперемежку с министрами и их дамами – и вернулся к Сорелю. Начальник «Черного кабинета» заботился о своей внешности: тонкая бородка, черные волосы подстрижены до плеч и завиты. Его руки свободно лежали на столе, глаза невидяще смотрели куда-то вперед. Тут он моргнул и обратил лицо в сторону Нэя и Литы.
От цепкого взгляда Сореля Нэя избавил маркиз Алтон.
– Георг, вы пришли!
– Ты не оставил мне выбора, – шепнул Нэй.
– Вы меня не представите? – Алтон многозначительно покосился на Литу.
– А?.. Да, конечно.
Представив Литу, Нэй пропустил мимо ушей любезности маркиза.
– Георг, ваша компания спасет этот ужин, – сказал Алтон. – Я занял вам места. Надеюсь, вы не против? – Вопрос адресовался не только Нэю.
– Нет, что вы! – ответила Лита.
Они прошли вдоль стола, Алтон остановился. Нэй отодвинул два стула.
– Отец позволил вам сесть так далеко от него? – спросил он у маркиза. – На ужине в вашу честь?
– Это один из наших маленьких компромиссов, – подмигнул Алтон. – Не хочу сидеть рядом с этим…
Нэй понял, о ком речь, кивнул и сел возле Гарри Придонного. Алтон уселся с Литой. Выражение лица маркиза стало глуповатым, и Нэй подавил усмешку.
Стол застилали льняные скатерти с геометрическими узорами. Перед Нэем поставили серебряную тарелку, кубок, ложку и вилку, доску для резки мяса – круглую пластину из подсушенного ситного хлеба. Колдун тронул пальцем полотенце, причудливо сложенное в символ Гармонии.
Голоса стихли. Стены и остроконечный свод палатки похлопывали на ветру.
Слуги подали гостям салфетки, снятые с теплого хлеба. Кардинал благословил стол горстью мелких перьев, которые разлетелись и спланировали в салат с вареными змеиными яйцами, в похлебку из миног и рыб-песчанок, на жареный речной язык. Герцогу поднесли миску с водой, и он омыл в ней руки. Следом – Сорель и Дамбли. Бокалы наполнили вином.
Нэй повернулся к Гарри.
На том был костюм из сливового бархата с рукавами в желтую полоску. В широких рукавах карикатурно-маленькие руки Гарри делались похожими на обрубки ветвей.
Нэй наклонился к другу.
– Ты сегодня при параде?
Гарри зашевелился всем крупным телом. Костюм зазвенел богатой отделкой – золотыми и серебряными цепочками. Воротник кафтана подпер увесистые гладко выбритые щеки. Гарри передернул плечами. Енот Гром, фамильяр колдуна, привстал на коленях хозяина и тоже дернул плечами.
– Ты похож на восточного владыку, – добавил Нэй.
