– И правда, не признал.
Они двинулись между бухтами канатов и штабелями бревен.
Когг окружали бревенчатые подпоры, строительные леса, мостики, блоки и лебедки. К фальшборту поднимались трапы. Часть клинкерной обшивки сняли, в брешах торчали ребра-шпангоуты, проглядывались бимсы.
– Гниль въелась, сами понимаете, – покачал головой Сынок. – Вчера получили партию дуба. Заменим все брусья из низших сортов.
– Мачту тоже?
– Да, сэр. Поставим после спуска на воду.
Они поднялись на палубу. Нэй поддел мыском сапога горку опилок. Наклонился и зачерпнул горсть свежей стружки, жадно вдохнул запах. Внизу стучали долота, лязгал металл. Приходилось кричать.
– Как пережили бурю?
– Я был здесь. Все два дня. Кости до сих пор мокрые, и внутри, и снаружи. Но мы не дали «Каллена» в обиду. – Сынок подошел к борту и кивнул вниз на сохнущие паруса.
У якорного кабестана дрых мальчишка-мастеровой. Капитан хотел было наступить тому на кисть и облаять (правая половинка рта злобно приоткрылась), но Нэй приобнял Сынка за плечо и увлек дальше.
– Штурвал? – удивился колдун. – Не думал, что проблемы с памятью начнутся так скоро.
– Нет, сэр. То есть да, сэр, штурвал, а проблем нет… Мы немного улучшили когг. Обрезали румпель, поставили штурвал и завели на него с обоих бортов тросовый привод.
Нэй взялся за рукоятку и немного повернул колесо.
– Я впечатлен.
Они заглянули в каморку под форкастлем и в каюты под ахтеркастлем. «Здесь я часами разговаривал с Литой, когда она сгорала от легочной хвори». Помещения будто вылизали гигантские сомы-чистильщики: ничего, кроме стружки и щепок. В бортах прорубили дополнительные иллюминаторы.
– Впереди оснащение и покраска, – отчитывался Сынок. – Подводную часть смажем рыбьим жиром и серой. Потом обработаем смолой, покрасим охрой и дегтем. Я подумываю о латунной обшивке, но…
– У вас будут деньги. Сегодня же.
– Сэр! Это позволит «Каллену» лететь! Он станет намного лучше, чем когда сошел с верфи!
– И, капитан, что касается корабельных лаков, самых лучших… Я поговорю с Гарри.
– Гарри Придонным?
– Да. Вы получите все необходимое, даже если для этого придется, так сказать, обойти некоторые формальности. А еще нам не помешают шкатулки с попутным ветром и заговоренные паруса. Но я забегаю вперед…
– Кстати, сэр. Куда именно на Восток?
– Только для ваших ушей, капитан. – Нэй наклонился к Сынку. – Наша цель – Калькутта.
– Вас понял, сэр.
– Пропуск на выход судна в Мокрый мир будет у меня на руках через неделю.
– Мне хватит четырех дней. Трех!
– Отлично. И не забудьте подготовить все необходимые карты и журналы.
– Конечно, сэр. Все сделаю, будьте уверены.
Они остановились на верхней палубе. К лицу Сынка прилипло задумчиво-мечтательное выражение. Нэй подождал, когда тот соберется с мыслями.
– Сэр, а помните, как мы огрели пиратов в Северной воде?
– Будто вчера было.
– Точно! Не думал, что абордаж – это так захватывающе! Крюки, багры! Рукопашная на вантах! Как вы спрыгнули с бушприта прямо на их главаря, ух! А я…
Нэй позволил собеседнику отдаться фальшивым воспоминаниям. Титус Месмер хорошо поработал с головой Сынка: выскреб остров с летающими повозками и харкающими огнем железными черепахами, подправил, вложил речной бой с пиратами, – но не сильно-то усердствовал в правдоподобности новых воспоминаний. Да и что Месмер – колдун, который провел большую часть жизни в подземельях под банями, – мог знать про абордажный бой? Про долгие кровопролитные схватки, в которые вступали специальные абордажные отряды после того, как отгремят выстрелы пушек. В пороховом дыму, в паутине спутавшегося такелажа (войти в абордаж нетрудно, а вот расцепиться…), под стук абордажных топоров. Пока не окажешься на палубе, рассчитывать приходится только на свои руки – короткие удары в голову, локти, колени, стопы – и зубы…
– Вы, капитан, показали себя с лучшей стороны.
Получилось немного двусмысленно, но молодой капитан не заметил. Он сиял.
– А как дела у… госпожи Литы?
Нэй машинально коснулся переговорной раковины на груди под сюртуком.
– Она идет с нами.
– Правда?
– Уж не полагаете ли вы, что я вру?
– Нет-нет, что вы… сэр!
– Это была шутка.
– О! Я понял, сэр…
Нэй ступил на трап. Высоко-высоко, над чадом и шумом судоремонтной мастерской, кружили чайки.
– Вы хорошо организовали работу. И верю, закончите ее на должном уровне и в срок. А сейчас мне пора. Столько дел.
Сынок стянул фуражку.
– В Оазисе жарко, да, сэр?
– Не забивайте этим голову. До встречи, капитан Пакинс.
– Всего вам хорошего, сэр. И… Вы были правы, сэр…
– В чем же?
Сынок опустил глаза:
– Девчонки любят капитанов.
* * *
Хромая кошка сообщила, прерываясь на вылизывание брюха, что отец в доме не один. Лита скользнула за кусты и подслушивала ушами домашней питомицы, как Альпин отчитывает тугодума Билли Коффина. Голос старика, обычно дребезжащий, заметно окреп. Точно заядлый торгаш или директор плавучего рынка, отец раздавал Коффину указания: сколько брать за фунт моллюсков, как торговаться за соль. Дела Альпина шли в гору, длиннохвостый ял, подаренный Советом Кольца, приносил стабильный доход. Не были лишними и магические символы, которые Лита начертила чернилами невидимой каракатицы на борту новенького отцовского парусника. Вчера еще абсолютно нищий, теперь Альпин нанял себе в помощники Билли Коффина, несостоявшегося зятька. Казалось, Лита сквозь стену слышит, как скрипят ржавые шестеренки в голове Билли, как трудно дается ему информация.
– Все! – воскликнул сердито Альпин. – Ступай прочь и не возвращайся без денег!
Рыжий детина, бормоча под нос, вывалился из хибары, почесал в паху, поглазел на двух гвардейцев, балующихся ясконтийской махоркой, и пошлепал к телеге. Полные речного богатства бочки ждали отправки в Оазис. Возможно, на ужин Лите подадут окуня, выловленного ее отцом. Кольцо, этот зловонный рассадник заразы, поставлял деликатесы на кухни аристократов.
«Они, – говорил отец, сердито кивая на крепостные куртины. – Они нас угробят. Они нас со свету сживут».
«Я теперь тоже – они?» – Лита задумчиво потопталась на пороге. Поискала в душе теплые чувства к этому месту, к дому, в котором провела девятнадцать лет, и, не найдя таковых, скользнула в пропахшую рыбьими кишками хибару.
