– Маркиза здесь нет, – раздался тоненький голос.
– А кто же вы? – спросил Нэй, подаваясь вперед, чтобы лучше видеть. Носок сапога зашел за серебряную полосу.
– Очевидно же. Я – его супруга.
Фантоша горделиво задрала вверх клюв. Нэй отлично понимал, что говорит не кукла, что это мужчина бездарно имитирует женский голос, но взор невольно приковался к напичканному перьями рту под загнутым клювом.
– А где маркиз Батт? – поддержал Нэй игру.
– Он сгорел, – расстроенно сообщила кукла. – Он так любил меня, так любил! – Лапки стукнулись ладошками, сорочка зашуршала, как саван неупокоившегося мертвеца. – Я забрала всю его любовь до капли, его разум превратился в любовь, и я забрала его тоже. – Кукла… нет, конечно же, кукловод… перешел на шепот. Нэй сделал шажок к креслу, левая нога оказалась за чертой.
– Без любви маркиз превратился в животное. Даже я боюсь его, а ведь знаю, он никогда не причинит мне вреда.
– Я хочу его увидеть, – твердо сказал Нэй. Тень соскользнула со стены, будто оброненная тряпка. Звякнула цепь.
– Может быть, – пропищала темнота. – Но сначала ответьте… Вы влюблены? Вы когда-нибудь любили?
– Я…
– Только не врите! Мы чувствуем ложь!
– Любил, – произнес Нэй негромко.
– Как ее звали? – Этого не могло произойти, но Нэю показалось, что на гнусной физиономии фантоши возник неподдельный интерес. Полумрак обратил птичьи черепа в пару размытых черных глазищ, отверстия птичьих глазниц – в двойные зрачки.
– Алексис, – проговорил Нэй.
– Кто из вас питался?
– Я не понимаю вопроса.
– Кто был едой, а кто едоком в вашей любви?
Абсурд! Хотелось обернуться, поискать милорда, удостовериться, что решетка открыта и он не заперт в клетке с безумцем.
– Мы не ели друг друга, – сказал Нэй.
– Тогда где она? – удивилась кукла.
– Она…
– Где твоя Алексис, если ты не съел ее, как я съела маркиза? Где она? – Кукла истерично завизжала. – Где? Где?
Набитое перьями тельце вдруг скособочилось. Из-за кресла метнулась тень. Будто животное, огромная кошка, перелетело через фантошу. Нэй отпрянул в последний момент, и растопыренные пальцы чиркнули длинными ногтями по пустоте, где секунду назад было его лицо. Полыхнули круглые белые глаза. Не человеческие, не звериные – скорее рыбьи, глаза прожорливого существа из самых глубоких ущелий на дне Реки.
Цепь, сковавшая лодыжку Батта, натянулась и отбросила сумасшедшего маркиза обратно к стене. Падая, он перевернул кресло, кукла проехалась по ковру, вспахивая клювом ворс. Батт задергался, заметался – голый, тощий, обросший сальными волосами. Верхняя губа задралась, демонстрируя зубы, похожие на когти. Бледная костистая морда не имела ничего общего с сытым лицом молодого повесы, изображенного на картинах во дворце отца. Нэй опешил от мысли: это – рычащее и капающее слюной, говорящее женским голосом – наследник престола, родной брат смельчака Алтона!
Батт встал на четвереньки и юркнул под кровать. Оттуда донеслось злобное бормотание.
Нэй увидел и услышал достаточно.
Он стремительно вышел из камеры, а появившийся Маринк захлопнул решетку и щелкнул замком. Нэй ощущал на себе взор милорда, но не мог заставить себя посмотреть ему в лицо.
– Теперь вы понимаете, какой позор лежит на моем имени?
– Что… – Нэй кашлянул. – Что с ним случилось?
Маринк подергал за расшнурованные бечевки сюртука, облизал пересохшие губы.
– Галль говорит, люди вышли из болот. Но Месмер так не считает. Он полагает, наши далекие предки обитали в пещерах. Чары вагландской ведьмы обратили моего сына в пещерного дикаря. Умственно… и физически. Вы видели его зубы. Его глаза.
Герцог едва заметно пошатнулся.
– Георг, я хотел, чтобы вы знали, что грозит Полису и всем нам. Балтазар Руа собирается убить меня и Алтона и привести к власти Батта.
Фантазия подкинула Нэю образ: кукла с глазами-черепами восседает на троне в зале Гармонии и ей присягают на верность министры. За троном прячется Батт, голый, грязный, голодный…
– Если то, что я слышал о Лингбакре, – правда, – сказал Маринк, – мы не справимся своими силами. Нынче утром Юн Гай тайно отплыл в Мокроград. Он встретится с царицей Чернавой и потребует от словяков вступить вместе с нами в войну против Руа. Вас я посылаю в Калькутту, Георг.
«Калькутта!» Одно это название свежей волной смыло ощущение дурноты. Нэй белой завистью завидовал Каххиру Сахи, придворному колдуну, свободно путешествующему на Восточные острова Союза. О Калькутте Нэй мечтал много лет, и наконец ему выпала удача своими глазами увидеть ее пестрые дворцы и легендарные базары.
– Найдите Каххира, – инструктировал Маринк, – он проведет вас к радже. Просите о помощи, о кораблях, просите Калькутту защитить Полис.
– А если раджа не согласится?
– Он обязан согласиться. – Герцог подвигал в воздухе вялой рукой, рисуя знак Гармонии. – Да не будет он слеп пред ликом Творца.
– Ваша светлость. – Мысленно Нэй уже покинул подземелье и плыл на всех парусах к острову чая и специй, жестоких душителей и ядовитых змей. – Если позволите, я сам выберу корабль и капитана. И я просил бы вас позволить моей ученице сопровождать меня.
– Лите? Я настаиваю, чтобы она вас сопровождала. И Лита, и мой сын.
– Алтон? – Будто речь могла идти про другого сына, затаившегося под кроватью, в клетке. – Но путь в Калькутту чреват опасностями.
– Сегодня, – сказал устало Маринк, – нет места опаснее, чем мой дворец. Пока Алтон с вами, я буду спокоен.
Договорив, герцог поковылял по коридору прочь. За решеткой, в кромешной темноте, наследник престола провожал отца утробным рычанием.
* * *
Год назад Полис представлялся ей бескрайним: жизни не хватит, чтобы облазить все закоулки Кольца. Мысли о просторах внутри крепостных стен кружили голову… Та наивная девчонка не якшалась с призраками, не умирала на руках придворного колдуна, не совершала убийств… О, как она изменилась и как изменился город: сжался, уменьшился. Можно правой рукой достать до отцовской хибары, а левой – до подвалов Северной башни.
Великая Река омывала неровный берег Полиса. Позади, за высокими куртинами, розовощекие, приятно пахнущие люди натужно притворялись счастливыми. Где-то впереди светился Косматый маяк, уничтожали друг друга враждующие армии острова железных повозок, духоловка удерживала тьму. Сложно поверить!
Лита попрыгала по ступенчатому склону, разулась и сунула за пазуху замшевые ботиночки. Набрала полную грудь воздуха и, не раздеваясь, сиганула с валуна. День был знойным, вода – довольно прохладной. Лита поплыла, распугивая мальков. Под ней шевелились зеленые волосы водорослей, сновали рыбки… Три минуты, и она вынырнула, уперлась пятками в острые камни.
