Стражи толкались в дверном проеме. Мертвецы, опутанные тиной, хлюпающие и рычащие. Долговязый священник размахивал причудливым кадилом – подвешенной на цепи окаменевшей доисторической рыбой. Удивленно округлившийся рыбий рот изрыгал витки дыма. В толчее дымящийся груз лупил своих же; плавники пластали гнилую плоть.
– Во имя Джхаша! – выл Элфи Наст. – Во имя Преображения!
Шпага полосовала рясы. Под ними оголялись хрящи и сухожилия. Нэй отражал атаки секущими ударами. Рубил головы и теснил братьев назад в подсвеченный факелами зал.
Но всё новые мертвецы выползали из щелей.
Импровизированный цепной моргенштерн угодил в плечо. Плавники располосовали кожу. Элфи заревел ликующе, дыхнул могильной вонью. Нэй блокировал боль. Продолжая контролировать Вийона, он закинул третью нить как удочку.
Уильям Близнец учил, что очаги силы можно обнаружить всюду, надо только уметь искать.
Найденный очаг поразил Нэя, настолько близок он оказался и такой мощью обладал. Ручьи чистой энергии, дистиллированной злобы журчали в стенах. Взору на миг явились крошечные черепа, скорчившиеся скелеты. Храм был детинцем: при его строительстве в кладку замуровали больше сотни младенцев. У них, у детских костей, Нэй попросил помощи – и получил ее.
Каждый новый удар сокращал численность братьев. Их строй разваливался. Кадило грохнуло о стену и, срикошетив, погрузилось в морду священника. Вспыхнуло, худющую фигуру объяло пламя.
Уцелевшие братья бежали вглубь здания. Проход был чист… Но почему так испуганно зашептали призраки в кладке?
Нэй сжал эфес шпаги, сдул с глаз выбившуюся прядь волос.
Он всматривался в темноту и слышал грохот.
Что-то двигалось к нему, большое, могучее, порожденное колдовством воскресшего Элфи Наста. Чертова четырнадцатого колдуна.
Нэй вспомнил суд и казнь. Привязанного к столбу Элфи, хворост, занимающееся пламя.
– Георг! – взывал предатель. – За что меня сжигают, Георг? Почему ты молчишь?
Элфи поперхнулся кашлем. Это Нэй, смешавшийся с толпой вельмож, заклятием прервал последние слова умирающего. Они уже обо всем поговорили, Нэй и Элфи. Долгими вечерами, за бутылкой вина, обсуждая будущее Полиса и – шепотом – будущее герцога Маринка. Те беседы привели бы на костер обоих, но огонь пожрал лишь четырнадцатого.
Нэй сощурился. Шепот мертвых детей заглушили тяжелые шаги.
Каменные китобои маршировали по коридору. Плитка крошилась под их пятами. Отлетали скамьи. Суровые лица поросли ракушками, гарпуны синхронно кололи воздух.
Пришла пора Нэю пятиться. Ни шпага, ни свинец не справятся с этими десятифутовыми исполинами. Магия овеществления – конек Элфи. Сотворенные им мыслеформы, тюльпы, существовали несколько часов. Создавая копию герцогини, он проникал в покои милорда Маринка, чтобы шпионить… Из прошлого аукнулся несвоевременный вопрос: «Разве не знал ты, Георг, о моих деяниях, разве не смеялся, услышав, что герцог возлежал с тюльпой и не отличил ее от супруги?»
Да, китобои были лишь мыслями колдуна, но эти мысли не уступали камню по прочности, а их гарпуны могли пригвоздить зазевавшуюся жертву к полу.
Нэй бросился в узкий боковой коридор. Статуи, став на секунды мягкими, словно из воска, протекли за ним.
Тюльпы самого Нэя, плохонькие, кособокие, жили пару минут. Он не тренировался годами. Но в лабиринтах храма Нэй вспомнил важный урок наставника. Сосредоточился и прервал связь с детьми. Всхрапнул, исчезая из поля восприятия, Вийон. Сняв третье заклинание, Нэй застонал от боли. Левая рука безвольно повисла. Кровь пропитала рукав.
Не думать о боли. О тупике впереди. Сплести три нити воедино. Высота, глубина и ширина. Высота, глубина…
Жуткий треск наполнил тоннель. Заставил китобоев замереть. Они недоуменно мотали каменными головами. Загнанный в ловушку Нэй присел на корточки, заслонившись здоровой рукой. Стена разлетелась, брызнув кирпичом. Уродливая морда сунулась в пролом. Божество из эпох, канувших в Реку времени, переступило через кирпичи. Черный нос на бежевом рыле, круглая башка, увенчанная плоскими блинами ушей. Желтые ботинки громко топали, пришитые к красным штанам пуговицы были больше, чем головы китобоев. Гиганту приходилось горбиться, гнуться до пола.
Тюльпа Нэя, Человекомышь волочила в четырехпалой лапе вопящего монаха. Его рясу покрывали пыль и известь, рот кривился, в выпученных глазах, как жижа в сосуде, плескалась чернота. Возможно, то была душа бедного Элфи Наста.
Человекомышь аккуратно обошла своего создателя и подняла монаха, легко, точно соломенную куклу.
– Именем Порядка, – просипел Нэй. – Именем Гармонии, за предательство Сухого Города, за козни, шпионаж и бунт против милорда, – он сморщился от боли, – приговариваю тебя к смерти, Элфи Наст… снова.
Человекомышь метнула монаха в китобоев. Подставленные гарпуны пронзили коренастое тело. Один шип проклюнулся из груди, другой – из живота. В последних судорогах существования китобои дернулись в разные стороны и разорвали монаха на две части. Из верхней половины хлынула груда осклизлых внутренностей, рыбьих кишок и чего-то похожего на черных извивающихся угрей. Нэй задумался: не родится ли Элфи Наст вновь, не придется ли ему заново коротать годы в утробе кракена?
Китобои растворились, будто были сделаны из тумана. Разодранный монах угас в собственных кишках и испражнениях. Исчезла и Человекомышь. Нэй запретил крови течь, нитью заклинания перебинтовал плечо. Окликнул Вийона.
Он немного опасался, что Лита задохнется в разлагающейся туше. Впрочем… Гармонии виднее, кому жить, а кому – нет.
Быстрым шагом Нэй приблизился к убитому монаху. Лизнул указательный палец и коснулся холодного монашьего лба. Лицо мертвеца рассекала горизонтальная линия. Нэй надавил. Кожа и кости разошлись, лицо распахнулось как книга… оно и было книгой с алыми буквами на красных страницах.
Нэй принялся читать.
* * *
Полусгнившие ловчие щупальца извивались в смрадном воздухе, били по стенкам желоба. Тьма, будто из опорожнившегося чернильного мешка, склеивала ткани и мускулы, не давала распасться. Присоски жались к просоленным бревнам и зеленым камням – раздувались и опадали.
Туша вздыбилась, приподнялась на плавниках и угодливых щупальцах. Кипящая мантия затрепетала, и в ее чреве, в гнойном пульсирующем мешке, Нэй различил фигуру девушки.
Лита – или уже нет? – поднялась на ноги и замерла. Тень. Замочная скважина.
Нэй ждал.
Вийон – охотник на крыс – сидел на правом плече колдуна. Исцарапанный, но непобежденный. Кровь блестела на шерсти алыми бусинками, стекала по наружной стороне передних лап.
«Что с крысой Наста?» – мысленно спросил Нэй.
Удрала, – ответил дух.
«Покажи ее бегство».
Вийон показал.
