Лита, ученица Георга Нэя, шла на трехпалубной «Тимингиле»: красно-синие полосы на мощном корпусе, оливковые мачты, терракотовые бак и твиндек – на терракотовом не так заметны пятна крови. Нэй уговаривал Литу остаться на берегу, в Оазисе, во дворце с Алтоном, возглавившим личную охрану герцога, но та уступила лишь в малом: согласилась на компанию Вийона.
Нэй поднял руку и коснулся пальцами сюртука, слегка оттопыренного на груди переговорной раковиной, нащупал через атлас выросты овального устья. Расстегнуть две верхние пуговицы, поднести спираль ко рту, позвать Литу, услышать ее голос – желание было столь велико, что он уронил руку, пальцы крепко сжали эфес шпаги.
Форштевень «Ковчега» рассекал волны: гребни с серым загривком и черные впадины. Гнулись, постанывая, реи. Корабли эскадры выстраивались в боевой порядок.
Нэй рассматривал рассыпавшуюся армаду изгнанников: линейные корабли и клиперы, наверняка купленные у Вагланда («эти заготовители дерева играют на обе стороны»); пиратские бригантины и баркалоны; галеры падальщиков – длинные, стройные, похожие на опасную рептилию, они шли на гребле, с взятыми на гитовы латинскими парусами.
– Сигнал с «Гармонии», сэр! – Лейтенант положил зрительную трубу на нактоуз и принялся листать свод сигналов. У парня дрожали руки. – Держать вест, левый бейдевинд… По местам, сохранять дистанцию.
Капитан распорядился, и старший помощник – вот он, в отличие от Нэя, на своем месте! – коснулся щепотью пальцев угла треуголки, перегнулся через леера и грянул во все горло. Солидно засвистели латунные боцманские дудки. По палубе «Ковчега», от бака до юта, торопливо зашлепали босые ноги. Матросы, подгоняемые криком и свистом, бросились к вантам и полезли вверх, перебирая ногами смоленые выбленки.
– Держать фор-брам-шкот!
– Крепить левый крюйс-бом-брам-брас!
– Живее, идиоты!
Нэй видел растерянность и страх на лицах матросов, которых угощали плеткой. Немудрено: еще неделю назад они в лучшем случае протирали задом скамьи рыбацких лодок. Команда «Ковчега» на треть состояла из навербованного сброда, голытьбы Кольца. Рыбаков, ловцов губок, пьянчуг и уголовников согнали на корабли ударами сапог, тычками алебард. Они поскальзывались на палубе, срывались с вант, в кровь обдирали ладони, ломали и вывихивали руки и ноги. И этому рекрутскому стаду, оборванному, блюющему от качки, напуганному видом черных парусов, сегодня сражаться за Полис!
Длинная зыбь затрудняла ход. Багровое грозное солнце сунулось в синевато-серую тучу, и та покраснела по краям.
Нэй оперся на каронаду и оглядел боевое построение. Во главе дивизии наблюдения шел «Речной пес», рядом «Зиф» и десяток огромных ладей с гербом царицы Чернавы на парусах. Ладьи словяков были гораздо меньшего размера, чем линейные корабли полисцев и калькуттцев, но выглядели азартно и хищно, как резная медвежья голова на носу и корме каждого судна. Весла вспарывали воду. Гребцов укрывала дощатая палуба, на которой сгрудились облаченные в кольчатые доспехи воины, дружинники. В центре эскадры выделялись «Гармония», где командовал адмирал Крэдок, восьмидесятипушечный «Маркиз Батт», бок о бок с которым расположился четырехпалубный «Повелитель рек», плавучая крепость, вооруженная сотней орудий. Основные силы смешанной эскадры. На верхушках бизань-мачт полоскались красные флаги с символом Гармонии, красные полосы протянулись вдоль борта над крышками орудийных портов.
– Сигнал с «Праха», сэр!
Корабль генерала Фицроя, командующего арьергардом, сносило под ветер. «Прах» двигался между «Смелым» и «Фохой», впереди шла тройка калькуттских кораблей, позади – «Ремора», «Серра», «Ковчег» и старенькая, напрягающая паруса «Крапива». В кильватере следовал «Кальмар» с Гарри Придонным, другом Георга Нэя, на борту.
Нэй перевел взгляд и долго всматривался в скопление кораблей на дальнем конце дуги, но не смог найти «Тимингилу», на которой шла Лита. Снова потянулся рукой к раковине под сюртуком, одернул себя, стал расхаживать по шканцам так, словно он здесь один.
«Прах» повторял уже опостылевший сигнал с флагмана: держать линейный строй, дистанция сто саженей. Лишние труды, блажь. Нэй встретился взглядом с капитаном и заметил, как у того криво дрогнули губы: Лидс был невысокого мнения о генерале Фицрое.
В Полисе, во время подготовки, Лидс натаскивал команду на абордажный бой: фехтование саблей, стрельба из мушкета, метание абордажных крючьев и бутылок с порохом. Фицрой же ограничивался тактической теорией для офицеров: «Подходим с наветренной стороны и лупим в упор из всех орудий, пока противник не заторопится в пучину». Наука сомнительной глубины и пользы, когда ядра сметают с палубы все живое и неживое, свистят пули и картечь, а небо сыплет обломками.
Хлопали паруса, кряхтели бесконечные мачты и прихваченные цепями реи. Дремучие корабельные джунгли с обезьянками-матросами. «Ковчег» всего неделю как вернулся из ремонта – выскобленный, надраенный, с обшивкой из вагландского дерева и медным брюхом. Нэй опустил взгляд на уложенный в бухту канат и подумал, что скоро всего этого не станет. Дерево разлетится в щепки, паруса – в клочья, а люди – в кровавую пыль. Солнце потухнет. Если только…
Если только вновь не случится чудо. Череда крошечных чудес, имя которым доблесть. «Но щепок и крови все равно не избежать».
– Люди построены! – доложил старший помощник.
Лидс кивнул, развернулся – прогулочная шпага качнулась на поясе – и, заложив руки за спину, с высоты левого трапа оглядел бригады и вахты. На шканцах и шкафутах собралась толпа. Канониры стояли на лафетах пушек и консолях для боеприпасов. Перезревшими плодами свесились из «вороньих гнезд» матросы. Серые мундиры речных пехотинцев и коричневая форма артиллеристов перемежались лохмотьями рекрутов. Гнетущее сборище. Новобранцы оцепенело разинули рты – больные, измученные, с вытаращенными глазами, плевать они хотели на честь и самоотверженность; на дисциплину же плевать было себе дороже: привяжут к трапу и излупцуют шестихвосткой или и того хуже, застрелят к чертям, как паренька, что с пьяных глаз бросился вчера на офицера. Поднялись на палубу и расчеты батарей, и плотники с конопатчиками, и хирург с кровопускателями – все.
Капитан протянул руку в направлении армады неприятеля, словно хотел схватить и смять в кулаке черные паруса, пока они еще крошечные, пустяковые. Нарушил гробовое молчание:
– Враг близко, и мы идем навстречу! Потому что не боимся его, потому что хотим объяснить дурачку, что нельзя угрожать нашим семьям и нашим домам!.. Речники «Ковчега»! Я хочу, чтобы вы были убедительны в своих объяснениях! Втолкуйте врагу, почему он не прав, втолкуйте ядрами и пулями!.. А с теми, кто предпочтет отмолчаться, у меня будет личный разговор!
«Не слишком ли сложно? – подумал Нэй, привалившись плечом к бизань-мачте; тут же столпились офицеры. – Матросам не до метафор. Скажи, чтобы бились до конца, отвечали залпом на залп. Скажи, что вздернешь трусов на рее, – и до них точно дойдет».
После чтения правил Гармонии и речного Устава, в котором уж слишком часто звучало слово «кара», капитан откашлялся и посмотрел на судового капеллана. Священник перетаптывался у подножия трапа – краснолицый и распотелый.
