– Вы все видели? – спросил я наконец.
Девочка-клон кивнула.
– Тогда вы знаете, что мы уже выходили отсюда, когда ваш слуга на нас напал, – сказал я, убирая меч за спину, как будто мог таким образом стереть его из памяти окружающих. В такой позе я кивнул в сторону дверей лифта. – Мы собирались уходить.
– Туда? – уточнила Сузуха, покосившись на Возвышенного.
– Вниз? – удивился Рен и тут же вскрикнул, когда сестра наступила ему на ногу.
– Зачем? – спросила Сузуха. – Вы что, даже не знаете, где находитесь?
Я взглянул на Валку, но по ее лицу ничего нельзя было прочесть.
Девочка продолжала:
– Вам отсюда не сбежать. Отец поймает. Даже если вы нас убьете.
– А вы знаете, что он собирается с вами сделать? Этот ваш отец? – прозорливо спросила Валка. – Знаете, зачем вы ему нужны?
Она не отходила от колонны, чтобы не терять укрытия в непосредственной близости от Калверта. В полумраке ее глаза светились, словно кошачьи.
– Можете сбежать с нами, – предложила она детям.
– Сбежать?! – рявкнул Возвышенный.
Валка пальнула в него, хоть и знала, что плазма не берет его адамантовую шкуру.
– Сбежать с вами? – переспросила Сузуха.
– Бросить… отца? – добавил Рен.
– Мы его не бросим, – возмутилась девочка, пихнув брата локтем. – Он нас бережет.
Я решил, что это уже перебор, и выступил вперед:
– Он убьет вас, как только будет нужно. Девочка, вы для него всего лишь запчасти.
Лицо девочки напряглось. Что это – сомнение? Отрицание? Я не знал. В ней уже было слишком много от отца. Я представил, как это юное лицо каменеет, искры в темных глазах гаснут и она становится старше на века в тот же миг, когда деймоническая сущность Кхарна укореняется в ней или ее брате.
«Святая Мать-Земля, храни нас во Тьме и в стране чужой…»
– Когда-нибудь придет мой черед. Или Рена, – ответила она без страха. – Мы всем обязаны отцу и отдадим ему все без остатка. Станем его частью. Наши голоса сольются с его голосом.
– Сузу, они нас заберут? – спросил мальчик.
Я не находил слов, что было для меня непривычно и болезненно. Они знали. Знали, чем были и для чего предназначались, и их это не заботило. Я попробовал вообразить, каким было их детство, проходящее в этом дворце чудес и кошмаров. Мысленно представил бредущую в гору вереницу просителей в белых одеждах. Девы на откуп дракону. Одна за одной; змей с лицом человека продолжал пожирать себя вечно.
Сатурн пожирающий.
– Тогда хотя бы скажите, где наш друг, – попросил я.
– Не знаю ничего о твоем друге, – огрызнулась Сузуха. – Если б и знала, не сказала бы.
Калверт выпустил мощные струи пара. Не поднимаясь, гигантская тварь повернула голову-пушку к хозяйке. У отца Калверта не было лица, но в голосе слышалась злоба, которая позволяла мне представить широкие сверкающие глаза.
– Дитя мое, они могут знать, – произнес он. – О да!
– Предлагаете отправить их вниз? – спросила Сузуха.
– Вниз? – как щелчок кнута, прозвучал голос Валки.
Она повернулась к дверям, через которые, как я предполагал, мы могли пройти, и спросила:
– Туда?
Проем выглядел слишком узким для Калверта, и мы смогли бы забыть о кране и тяжелых лапах химеры.
Сузуха сделала полшага назад, потеснив брата:
– Если мы покажем… поможем найти вашего друга… вы нас отпустите? Меня и брата?
– Оставите с отцом? – добавил мальчик.
Я потерял дар речи, Валка тоже. Все это было глупо. Кто в здравом уме захочет жить – согласится жить, – зная, что рожден, чтобы умереть ради другого? Я подумал о Найе, которая не была хозяйкой собственной жизни, чья воля подчинялась желаниям ее создателей и владельцев. Эти дети были гомункулами иного сорта, преданные отцу и хозяину. Внутри у меня все застыло, холодный ветер сдул песок с давно забытого изречения.
Я услышал голос Гибсона, звучащий из воспоминания, с которым я не мог бороться: «Адриан, назови мне восемь степеней повиновения».
И я ответил, как и много лет назад.
«Повиновение из страха перед болью. Повиновение из прочих страхов. Повиновение из любви к личности иерарха. Повиновение из верности трону иерарха. Повиновение из уважения к законам, людским и божественным. Повиновение из набожности. Повиновение из сострадания. Повиновение из преданности».
«Какая из них наивысшая?»
«Повиновение из преданности, разумеется», – ответил я тогда.
Ответ был очевиден. Если ты предан человеку или идее, то можешь пожертвовать всем, чтобы защитить то, что для тебя свято. Недаром рассказывают о матерях, бросавшихся на копья врагов, чтобы спасти детей, или о людях, меняющих всю свою жизнь ради возлюбленных. Такая преданность поглощает настолько, что любые твои жертвы вовсе не кажутся таковыми.
Гибсон покачал головой: «Адриан, я просил тебя назвать не главную, а наивысшую. Преданность подразумевает привязанность и может стать порочной, если ты ей позволишь. Ты рискуешь превратиться в ее раба. Беззаветная любовь – это любовь в кандалах».
«Значит, сострадание?» – спросил я.
«Сострадание», – согласился схоласт.
Сострадание требовало, чтобы мы с Валкой оглушили этих сбитых с толку детей и, если понадобится, за шкирку вытащили из этого ужасного места и увезли прочь с Воргоссоса.
Но у нас не было ни времени, ни возможности проявлять сострадание.
– Кто может знать? – спросила Валка, не опуская пистолета, затем повторила вопрос, давая понять, что адресует его огромному Возвышенному: – Вы сказали, что они могут знать, где наш товарищ. Кто «они»?
– Братство, – ответил Калверт, и по моей коже пробежали мурашки; я отчетливо услышал рычание множества глоток во тьме. – Они знают обо всем, что здесь происходит. Здесь и снаружи, даже за самыми далекими звездами. Они служат господину. Служат ему и отвечают перед ним.
В голове раздался беззвучный шепот, и я без подсказок понял, что это послание вроде того, что посещало меня во снах, которые не были снами.
– Братство? – переспросил я.
– Демоны воды, – прошептал Калверт голосом, похожим на ударенных солнцем прорицателей, которых я часто видел на уличных углах и ступенях святилищ Капеллы. – Они были здесь еще до господина. Им известны все тайны.
Внутри меня все перевернулось.
– Это его компьютер? – спросил я, используя древнее слово. – Искусственный интеллект, управляющий базой? Тот, что он забрал у… – Я мешкал со словом «Возвышенных», но одного взгляда на кран отца Калверта с хищной клешней хватило, чтобы выбрать более нейтральные слова. – Тот, что он здесь нашел.
