– Но почему?
Найди их на вершине.
У подножия мира.
Ищи трудностей.
Я протянул руку, словно надеясь схватить монолит – интеллект Братства – и притянуть к себе. Но он был слишком огромен, слишком далек.
– Где?
– Слушаю, Братство!
Люцифер и Прометей – одно и то же
[36].
– Что?
– Слушаю!
– Адриан, с вами все хорошо? – донесся до меня голос Валки, и я почувствовал ее руку на плече.
Я оглянулся, тараща глаза, но увидел лишь, как наш трамвай поднимается по рельсу. Крылатые брови доктора сошлись на переносице, на Минервином лице появилась искренняя озабоченность.
– Что случилось? – спросила она.
Я посмотрел по сторонам, во тьму. Далеко внизу мне почудились очертания бледной, тусклой, как гаснущая звезда, фигуры. С такого расстояния я не мог понять, был ли это какой-то ангел, или отпечатавшийся в сознании мираж вроде того монолита, или чье-то тело, часть уродливой, извращенной плоти Братства, всколыхнувшаяся над водой. Фигура подняла руку, а за ней взметнулись и другие в легионерском приветствии.
– Ничего, – ответил я. – Просто волнение.
* * *
Юмэ вывел нас из трамвая прямиком в вестибюль перевернутой пирамиды Кхарна. В окружении неживого почетного караула в армейских сапогах мы следом за заводным человеком вновь спустились в глубины романтического кошмара. На стенах мерцали огни, освещая высеченные на стенах фризы. Я вдруг вспомнил, что Кхарн Сагара был родом из города поэтов, художников, музыкантов и артистов. Как это на него повлияло! Даже спустя столько лет следы его мифического детства все еще были видны.
Когда мы вернулись в страшный зал, Валка приблизилась ко мне. Сначала догнала, затем пристроилась сбоку, взяла за руку. Я задумался, что бы это могло значить. Еще как задумался! Это было совсем не в ее духе, но меня порадовало.
«Стой ровно! Расправь плечи!»
Голос, который возник в моем мозгу, принадлежал отцу. Эти слова я много раз слышал в детстве. Несмотря на долгие месяцы в заключении, несмотря на все опасности, таившиеся в этом ужасном каменном месте, несмотря на чудовище, обитавшее в глубинах – мой кошмар и союзник, – я выпрямился на ходу. Принял королевскую осанку. Смахнул с глаз волосы, вздернул подбородок.
Двери открылись, и маменькин сынок внутри меня представил фанфары и крик глашатая: «Прибыл лорд Адриан Марло! Правитель Делоса! Правитель Мейдуа!»
В зале стояла гнетущая тишина. Висели мертвые, заплесневелые и забытые картины, развешенные для одного зрителя. Тот, у кого было множество глаз, наблюдал и упивался временем. Вечный. Господин. Хозяин. Король с десятью тысячами глаз.
Кхарн Сагара.
– Рад, что ты к нам присоединился, мальчик, – объявил повелитель в желтой мантии; его голос раздавался сразу повсюду. – Надеюсь, вам было комфортно.
Я ответил Сагаре улыбкой:
– Не слишком. Вам надо бы поучиться гостеприимству.
– Жду не дождусь послушать твои наставления. – Губы Вечного не шелохнулись.
Его глаза осмотрели меня, мельком, без интереса пробежали по Валке. Я старался держаться как можно прямее, чтобы показать, что порванная туника и запах не помешали мне остаться собой. Если Сагара и обратил на это внимание, то виду не подал. Он был как статуя, как легендарный Рамсес, высеченный в камне. Его голос звучал из громкоговорителей, а его летучие глаза эскадрильей космических истребителей протянулись от дверей до самого его трона.
– Полагаю, тебе не терпится узнать, зачем я вас вызвал?
Если его синтезированный голос был способен выражать злобу, то он это и делал.
– Вы забыли добавить «спустя столько времени», – заметила Валка, потеряв всякий страх, который одолевал ее по пути.
– «Столько»! – гаркнул Кхарн, словно припечатывая нас сапогом. – Ты не знаешь, что это значит, девочка. Ваше пребывание внизу причинило мне незначительные неудобства… – Он умолк, а когда вновь заговорил, то сделал это собственным ртом, тихо, почти беззвучно. Механизмы в его груди завертелись, качая воздух в глотку. – События получили развитие, в равной степени влияющее на меня и на вас. – Он поднял голову и посмотрел в сторону дверей. – Как говорится, сюжет закручивается.
Я снова представил фанфары и сквозь туман памяти услышал слова Братства: «Он идет». На звук открывшихся дверей я обернулся, Валка тоже. Тяжелые двери распахнулись. Я знал, знал с уверенностью оракула из древних мифов, что сейчас передо мной появится сьельсин из видения, высоченный, в серебряной короне и черном одеянии. Я знал, что он, князь Араната Отиоло, ворвется сюда в сопровождении гвардии с копьями и мечами цвета кости. Знал, что их вид будет внушать ужас, словно давно забытый мстительный кошмар во плоти, выбравшийся из межзвездного сумрака.
Я ошибся.
По обеим сторонам от вошедшего развернули штандарты с медным солнцем и голографическим портретом его императорского величества. За ним вошла двойная колонна легионеров в полном боевом облачении – броне и шлемах цвета кости, алых, как кровь, туниках и плащах, с длинными острыми копьями. Я внутренне удивился, что их пустили с оружием в тронный зал Сагары, но удивление как рукой сняло, когда я увидел лицо их командира. Он был при параде: белый нагрудник в форме мускулистого торса с имперскими солнечными лучами по центру, длинная черная мантия, контрастирующая с красным облачением солдат, брюки галифе и украшенные серебряными звездами птеруги. На поясе висел меч из высшей материи. Виски были гладко выбриты, а дымчатые волосы аккуратно зачесаны и держались идеально, как и его осанка.
Он остановился в двадцати шагах от трона, колонна солдат – за ним. Приветственно поднял руку – правую, однажды отрубленную – и приложил кулак к груди, отдавая честь. У меня едва не отвалилась челюсть. Я готов был зареветь от гнева. Весь этот военный спектакль, парадная форма, имагинифер и солифер со штандартами, ровные ряды солдат – все это устроили для меня. Чтобы произвести на меня впечатление, чтобы ясно дать понять, что я потерял… все.
– Милорд Сагара, от имени его императорского величества, императора Вильгельма Авента, и от имени Первого стратига Хауптманна, благодарим вас за возвращение этих дезертиров, – произнес молодой офицер холодным официальным тоном.
